Соль Вычегодская. Строгановы
Шрифт:
– Не лекаря, попа зови, – прикрикнула на нее старуха. – Пущай отходную чтет.
– Да погодь ты, матушка, – сказала Анна Ефимовна, – вон лекарь идет. Пущай хоть поглядит ране.
Лекаря, видно, отливали водой. Пьян был, должно быть. Волосы мокрые висели махрами, кафтан еле сходился на толстом брюхе.
– Ты чего ж, Семеныч, не шел? – сказала Анна Ефимовна. Вишь, Максим Максимыча конь скинул. Лежит, не шелохнется, ровно мертвый. А, может, жив?
Лекарь быстро нагнулся к лавке. Кафтан у него натянулся, две пуговицы на животе с треском отскочили и покатились по полу, а кафтан так и разъехался на обе
Лекарь, кряхтя, стал на колени, распахнул кафтан на Максиме Максимовиче, разорвал рубаху. Грудь у Максима была узкая, плечи торчали углами. Лекарь глядел на него и качал головой.
В горнице стало тихо. Марица Михайловна сердито бормотала что-то про себя. Анна Ефимовна не отводила глаз от лекаря. Только Фомушка все бубнил свое:
Капель в землю падет…
– Вишь ты, государыня, – сказал лекарь. – Теплый он – Максим Максимович, ровно как живой. А в грудях дыхания словно нет. Будто как померши.
Анна Ефимовна закусила губу, Марица Михайловна всхлипнула и заголосила:
– Помер сыночек мой рожоный, Чуяло сердце мое беду неминучую. Еще как вечор Агашку посошком учить почала, надломился посошок мой. Я тотчас угадала: ох, не к добру то. А вот и сломился дубок молодой, сыночек мой рожоный.
– Полно те причитать, матушка, – сказала Анна Ефимовна, – и без того тошно. Неужли помоги никакой сделать нельзя – обратилась она к лекарю.
– Ты погоди, матушка Анна Ефимовна, – сказал он, – может, и не помер Максим Максимыч, помроки лишь нашли. Вот я ему тотчас кровь жильную отворю, чтобы крови продух дать. А то у его кровь садиться начала. А там винным духом его натру. Может, он и опамятуется. Пущай лежит. Я тотчас нож вострый принесу и снадобье тож.
Лекарь потер себе живот, придержал кафтан и шаром выкатился из горницы.
– Вишь, матушка, может, и не помер Максим, – сказала Анна Ефимовна свекрови.
– Как не помер, – сказала старуха сердито. – Вишь, лежит, не шелохнется. Нехристь – лекарь твой. Покойника резать надумал. Фомушка, чай, правду видит.
А Фомушке надоело глядеть в окно. Он подобрался к Максиму Максимовичу, наклонился над ним и глубоко засунул перышко в нос Максиму Максимовичу.
Вдруг Максим Максимович встрепенулся весь, громко чихнул и открыл глаза, а Фомушка с испугом отскочил.
Девки зашевелились и заохали.
– Ахти, святители, очнулся! – вскричала Марица Михайловна. Вишь, не лекарь твой помог, а Фомушка.
Анна Ефимовна быстро подошла к мужу.
– Анница, – заговорил он слабым голосом. – Отколь ты?
Анна Ефимовна усмехнулась.
– Гадаешь, на Перми ты? Назад воротился.
Максим Максимович попытался подняться и опять упал на лавку.
– Ох! – вскрикнул он. Жеребец-то! Аль взад прискакал?
– Лежи уж, коль на коне не усидел. Хозяин! Лекарь кровь отворять тотчас будет, – сказала Анна Ефимовна.
– Бежи за настоятелем, Феона, – сказала Марица Михайловна, – пущай тотчас идет, поколь опамятовался Максимушка. А то без покаяния сынок помрет.
Фомушка запрыгал на одной ноге, приговаривая:
Сынок помрет,Капель падет,Мыша скребет,Метель метет,Петел поет,Ладья плывет.– Да уйми ты, матушка, дурака своего, – сказала с досадой Анна Ефимовна, и чего ты пугаешь Максима. Очнулся, так, бог даст, не помрет.
– Уж без тебя с сыном и молвить не сумею. Пойдем ин, Фомушка. Не хотят нас, не надобно. Спокаются посля.
Марица Михайловна сердито повернулась к двери, Феония и Агаша подхватили ее под руки. Фомушка скакал за ней и выкрикивал:
Сынок помрет,Капель падет,Петел поет…Девки сенные шли сзади, толкая друг друга и пересмеиваясь.
Анна быстро вышла в сени и отворила наружную дверь. На крыльца стоял Иван Максимович, а по двору бегали холопы с коробьями от ворот к амбарам.
Анна Ефимовна всплеснула руками.
– Иван! – вскричала она, перешагнув порог. – Чего велишь разгружать струги [4] . Полегче Максиму. Даст бог, встанет, поедет, как раз на Каме их захватит.
– Встанет! Поедет! – повторил Иван – Погодь, покуда встанет. Не больно прыток хозяин-то твой!
– Лекарь говорит, здоров будет Максим, – сказала Анна.
– Ну, будет здоров, так ладно. Чего зря товар посылать? Вишь, не терпится тебе. Аль наскучил муженек? И то ему б краше монахом быть, книги честь, аль иконы писать. Ты б ему поговорила, Анна. А? Заперла мужа, и гуляй себе в волюшку! – Иван захохотал.
4
Струги – большие лодки, в которых прежде перевозили товары.
Анна с сердцем отвернулась от него.
– Чего мелешь, и сам не ведаешь, – сказала она. – Не хошь, видно, на Пермь-то пускать?
– Пустил же. Было б тебе его к седлу ремнями приторочить. Может, и доехал бы.
Анна топнула ногой и переступила порог назад в сени.
– Ну, чего расходилась! – крикнул ей Иван Максимович. Дай срок, Жданка приедет, с Москвы товар привезет, казны. Обменного товару на Пермь отпущу, расторгуется твой Максим. Загуляет, мотри, без тебя.
Анна приостановилась было, но только головой тряхнула.
Иван поглаживал бороду и усмехался.
– Отпустишь ты, как же! – сказала Анна Ефимовна и, не оборачиваясь, пошла в свои горницы.
Иван спустился с лестницы и зашагал к воротам.
– Эй, Галка! – крикнул он через плечо, догляди тут, чтоб коробьи все по местам поставили. Да амбары запри. На посад, я пойду.
– Иван Максимыч, батюшка, – заговорил старый приказчик, вприхромку догоняя хозяина, а грамотки то как же? Сулил ноне в поветь со мной пойти. Я тебе там все грамотки выложил, по каким платить нам надобно.