Солдат до последнего дня. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947
Шрифт:
К ночи 13 марта у меня сформировалось собственное впечатление о ситуации. К сожалению, из-за нехватки времени, большой длины фронта и травм, которые все еще мешали мне свободно перемещаться, я не смог побывать в частях на передовой и получить информацию из первых рук. Если бы у меня была возможность это сделать, я смог бы более точно оценить сложившееся положение и, весьма вероятно, принял бы другое решение.
Моя оценка ситуации свелась к следующему.
Налицо была значительная концентрация сил противника в районе Ремагена, перед боевыми порядками 1-й армии по обе стороны от Саарбрюккена.
Имелись признаки того, что американская 3-я армия концентрирует свои силы и средства на участке фронта, расположенном на правом фланге нашей 7-й армии, а также на участке Парашютно-десантной армии.
Противник раз за разом наносил мощные удары по правому флангу нашей 1-й армии к югу от Трира. При этом он явно пренебрегал участками фронта, расположенными в Голландии, на Рейне ниже Рура и в верхнем течении Рейна.
Войска альянса были сгруппированы таким образом, что угадать их намерения было трудно. Они могли планировать:
1. Воспользоваться своим неожиданно легким успехом в районе Ремагена, чтобы рассечь надвое германский Западный фронт и, пройдя кратчайшим путем, соединиться с войсками русских или – этот вариант был менее вероятным – ограничить свои усилия по продвижению
2. Провести наступление с целью окружения нашего последнего бастиона к западу от Рейна – Саарского пфальцграфства, чтобы затем уничтожить группу армий G и, форсировав Рейн, обеспечить себе плацдарм для проведения операций против Южной Германии.
3. Британские войска могли попытаться предпринять наступление с целью форсировать Рейн на участке фронта, обороняемом Парашютно-десантной армией, и создать плацдарм, дающий им стратегическую возможность для действий в трех направлениях.
Между тем противник постоянно предпринимал попытки расширить важный плацдарм в районе Ремагена, хотя ему все еще не удалось прочно на нем закрепиться.
Противник все время атаковал боевые порядки группы армий G, в особенности 1-й армии; положение на участке фронта 7-й армии все еще оставалось неясным; тем не менее, по ряду признаков можно было сказать, что войска альянса готовят наступление на участках обеих армий. С другой стороны, ожидавшееся нами наступление на боевые порядки группы армий H задерживалось.
Противник превосходил нас в живой силе и технике, а его авиация господствовала в небе над полем боя. После очень упорных и кровопролитных боев наши войска были оттеснены на оборонительные позиции у реки и ко все еще нетронутым частям Западной стены; только часть их удалось перегруппировать и обеспечить новым оружием и боеприпасами. Необходимые резервы либо еще не были сформированы, либо занимали тактически неверные позиции.
Самая большая опасность состояла в том, что Ремаген требовал все большего числа подкреплений и перемалывал почти все резервы, оружие, боеприпасы и технику, предоставляемые в распоряжение командующего Западным фронтом, притягивая их, словно магнит, и справа, и слева. Это затрудняло, а то и вовсе делало невозможными перегруппировку, отдых и пополнение частей других групп армий. Фактически, когда передовые части противника стали форсировать Рейн, контрмеры, предпринимавшиеся с тем, чтобы помешать им это сделать, были недостаточно жесткими и энергичными для того, чтобы обеспечить нам быстрое и сравнительное легкое восстановление линии фронта в ее прежней конфигурации. В результате теперь судьба всего фронта на Рейне зависела от того, удастся ли нам уничтожить захваченный войсками альянса плацдарм или хотя бы не допустить использования его противником для развития наступления.
Наш собственный плацдарм в Рейнском пфальцграфстве был настоящим подарком для противника – он облегчал ему наступление с целью охвата наших войск, которое вот-вот должно было начаться. В то же время Мозель, за которым располагалась благоприятная для наступательных действий местность, был достаточно серьезным препятствием; Западную стену и район, примыкающий к ней на участке 1-й армии, тоже невозможно было преодолеть с ходу, да и Западное пфальцграфство, на территории которого имелось множество естественных препятствий, сулило атакующей стороне огромные сложности, а нам – неплохие возможности для мобильной обороны. Все зависело от того, удастся ли нам в нужный момент перебросить подкрепления в нужное место. Надо сказать, что дефицит транспорта и нехватка в составе наших резервов моторизованных войск делали эту задачу весьма трудной.
В распоряжении люфтваффе имелись значительные силы зенитной артиллерии. Тяжелые потери среди зенитчиков удалось частично компенсировать за счет импровизированного превращения батарей, занимавших оборудованные огневые позиции, в мобильные. В этом отношении можно было сделать гораздо больше. Собственно говоря, необходимо было сделать гораздо больше, поскольку, кроме зениток, у нас не было дальнобойных орудий, и потому они могли оказать нам существенную помощь. Лучше снабжаемые боеприпасами, чем армейская артиллерия, зенитки могли стать становым хребтом наших боевых порядков.
Правда, это означало бы, что мы намеренно ослабили бы нашу и без того слабую противовоздушную оборону. Но наша зенитная артиллерия в любом случае была неспособна создать эффективную защиту от вражеской авиации. Кроме того, противник перенес основную тяжесть своих ударов с воздуха с городов и промышленных центров на зону боевых действий и крупных передвижений войск. Взвесив все за и против, я решил отдать предпочтение фронту и тыловым коммуникациям.
Наши летчики делали все возможное, но они не могли добиться даже морального превосходства над противником. Они утратили боевой дух; их деморализовали удары противника по нашим аэродромам и неблагоприятные погодные условия. Не исключено, что еще можно было что-то сделать для восстановления былой гибкости наземных служб, заставить снова засверкать потускневшую славу люфтваффе… Или было уже слишком поздно?
Дела с тыловым обеспечением были плохи, а в некоторых районах положение можно было назвать критическим. У войск отсутствовала уверенность в своевременном прибытии железнодорожных составов, с помощью которых осуществлялся подвоз боеприпасов и всего необходимого, и к тому же неизбежно стали возникать ошибки в распределении военного имущества. Железнодорожное полотно во многих местах было повреждено, и его дальнейшее разрушение могло вообще лишить нас возможности использовать поезда в качестве транспорта. Более того, за линией фронта, в наших тылах появились опасные симптомы, дававшие повод для серьезного беспокойства. Большое количество «пропавших без вести» было тревожным свидетельством того, что в наших рядах началось разложение. Настроения среди гражданского населения в некоторых районах, в особенности в Рейнском и Саарском пфальцграфствах, подтверждали эту тенденцию. Даже в среде военных, в офицерской среде, можно было услышать разговоры на политические темы, подрывающие нашу обороноспособность и питающие пораженческие настроения у нижестоящих чинов.
Однако смысл моих приказов был совершенно однозначным: «Держаться!»
После трех с лишним лет непрерывного отступления даже Гитлер уже не ожидал, что нам удастся переломить ситуацию на Рейне. Он приказал сократить длину линии фронта, надеясь, что характер местности компенсирует нашу слабость, которая была очевидна даже для него. Мы старались выиграть время, чтобы дать «созреть» ситуации на русском фронте, получить возможность бросить в бой новые дивизии и пустить в ход новое оружие. Что касается Саарского пфальцграфства, то, поскольку там располагалось большое количество предприятий военной индустрии, его значение для нас было очевидно: после потери Силезии удержание Рура и Саара стало важнейшим условием продолжения нами войны.
Ведение боев, сдерживающих продвижение противника, в глубине территории Германии было одним способом, позволяющим выиграть время. Другим могла бы стать эвакуация промышленных предприятий,
Ключом к обороне Рейна был Ремаген. Если бы противнику удалось расширить плацдарм в районе Ремагена, всякая надежда предотвратить прорыв была бы утрачена. Если бы войска альянса сумели прорвать наши боевые порядки на том участке, где располагался плацдарм, противник бросил бы в бой свои мобильные части, чтобы расширить брешь, и тогда, в каком бы направлении он ни двинулся, ему удалось бы смять нашу оборону по крайней мере между Руром и Ланом, а может быть, и до самого Майна. Таким образом, нам было необходимо не выпустить вражеские войска с плацдарма. Несмотря на то что это было связано с неимоверными трудностями, я считал, что мы в состоянии по крайней мере оттянуть момент прорыва.
Во многих отношениях положение в Рейнском пфальцграфстве было еще хуже. Командование группы армий В было убеждено, что задача поставлена ему правильно. Что же касается командования группы армий G, то, как мне кажется, там не было единого мнения по поводу того, как именно надо действовать. Большинство офицеров – открыто или в приватных беседах – обсуждали идею вывода войск из Саарского пфальцграфства. Решающее значение имела дата начала противником наступления с целью взятия наших сил в клещи. При наличии резерва времени мы еще могли бы, сманеврировав, вывести наши дивизии из-под удара и завершить укрепление тылов 7-й армии и правого фланга 1-й армии. Тем самым мы существенно усилили бы наши боевые порядки и лишили бы противника возможности одержать легкую победу.
В этих условиях я, в отличие от командования группы армий G, не считал, что мобильность может стать для нас панацеей. Собственно говоря, группа армий G сама не имела в своем распоряжении достаточно моторизованных сил (точнее, почти совсем их не имела), в то время как противник располагал полным господством в воздухе, а в узком тыловом районе царила неразбериха, мешавшая действовать быстро. Я уже понимал, что произойдет. Мне было ясно, что противник дойдет до Рейна с очень малыми потерями и немедленно начнет его форсировать, в то время как наши войска, если они вообще смогут вернуться, будут просто уничтожены артиллерийским огнем и ударами с воздуха.
Я считал, что наш плацдарм в Саарском пфальцграфстве с чисто военной точки зрения не имеет решающего значения. Однако, будучи солдатом, я был вынужден уважать взгляды Верховного командования вермахта, которое руководствовалось своими соображениями. С другой стороны, даже если невозможно было удержать пфальцграфство, в любом случае наступление противника через Рейн можно было сдержать умелыми действиями на крайне неблагоприятной для атакующей стороны местности.Не было никакого сомнения в том, что группа армий H должна сражаться, чтобы удержать свой участок Рейна.
Следовательно, нам было нужно:
удержать наши позиции в Рейнском и Саарском пфальцграфствах;
уничтожить или сузить плацдарм противника в районе Ремагена.
СНОВА В СТАВКЕ ФЮРЕРА
15 марта я снова обсудил положение дел с Гитлером. Непосредственным поводом для нашей встречи послужили неблагоприятные события в Саарском пфальцграфстве.
В целом Гитлер согласился с моими предложениями. Он санкционировал отход войск от Западной стены на правом фланге 1-й армии и отвод всех наших сил на этом фланге на промежуточные позиции. Он понял сложность ситуации в районе Ремагена, но хотел, чтобы мы предприняли еще более настойчивые усилия, направленные на сужение плацдарма противника. В этой связи фюрер упомянул о важности Рура и Саара, а также промышленного района между Рейном и Майном.
Он сказал мне, что к нам срочно перебрасывается дивизия полного состава из Дании, но других подкреплений не обещал, чтобы не подвергать опасности срыва свою программу формирования новых дивизий и, соответственно, планы продолжения войны. С другой стороны, мы могли рассчитывать на скорую смену войск, находящихся на передовой, свежими, а также на улучшение снабжения – особенно это касалось танковых частей. Авиации в ближайшее время не могли быть предоставлены подкрепления, хотя Гитлер предпринял меры, направленные на активизацию производства истребителей.
Когда ночью с 15 на 16 марта я ехал обратно на фронт, мне казалось, что Гитлер упрямо верил в то, что мы можем нанести поражение русским на востоке и что все то, что происходило на западе, его не только не удивляло, но и не особенно беспокоило. Фюрер считал само собой разумеющимся, что, консолидировав русский фронт, он сможет, используя высвободившиеся части и соединения, а также вновь сформированные дивизии, решить все проблемы на западе. Он был не менее твердо убежден и в том, что его приказы об улучшении снабжения и тылового обеспечения войск будут неукоснительно выполнены.
На самом деле все обстояло совсем иначе.
Дивизия из Дании была не вполне боеспособна и к тому же прибыла так поздно, что о том, чтобы использовать ее в районе Ремагена, не могло быть и речи. Она не преодолела еще и половины пути, когда пришлось принимать решение о ее срочной переброске на участок 11-й армии, которая попала в трудное положение в районе Касселя. Хотя мне то и дело докладывали о прибытии подкреплений, а также грузов оружия, боеприпасов и военного снаряжения, и то и другое поступало весьма небольшими порциями.
У меня не было времени доискиваться до причин этой проблемы и выяснять, кто в этом виноват – квартирмейстерская служба, руководитель службы комплектования личного состава частей и подразделений и его подчиненные, министерство вооружений, железнодорожное начальство или сами группы армий.
ПОТЕРЯ ПФАЛЬЦГРАФСТВА
Мне удалось добиться от Гитлера одной важной уступки – он согласился на отвод правого фланга 1-й армии от Западного вала. Поэтому я передал моему начальнику штаба соответствующий приказ еще до того, как покинул ставку фюрера. Я вернулся на фронт в ночь с 16 на 17 марта. Сложная ситуация, складывавшаяся на участке фронта 7-й армии, заставила меня немедленно отправиться в ее штаб. Перед 7-й армией я ставил только одну задачу: прикрыть северный фланг 1-й армии. Группа армий G должна была сама координировать маневры войск, действовавших на стыке 7-й и 1-й армий, и частей, располагавшихся на правом фланге 7-й. Это требовало энергичного тактического контроля непосредственно вблизи линии фронта – руководствоваться стратегическими соображениями было бесполезно, поскольку общий вывод войск из пфальцграфства не был начат вовремя. Еще не все было потеряно, поскольку последствия прорыва в районе Крейцнаха можно было ликвидировать путем проведения контратаки при поддержке сильной группировки танков. Однако по многим причинам достигнутый нами успех оказался более чем скромным и обеспечил нам лишь очень короткую передышку.
19 марта 1945 года ситуация в пфальцграфстве и в районе Ремагена приобрела недопустимую остроту. Правый фланг 7-й армии был смят; наступление противника в направлении Оппенгейма, если бы оно было поддержано одновременным танковым ударом в обход Крейцнаха в направлении Вормса – Людвигсгафена, могло поставить под угрозу всю группу армий G. Вдобавок ко всему противник прорвал наши боевые порядки на стыке двух армий в центре пфальцграфства, зашел нашим войскам во фланг и частично окружил их. Было очевидно, что удержать пфальцграфство нам не удастся. О «свободе действий» больше нечего было и думать.