Солдат удачи
Шрифт:
– Пусть, – вымолвил Дарт, чувствуя, что спокойствие возвращается к нему, – пусть не видение, а ее проклятая душа, что просочилась сквозь стену… Пусть! Если нет другого способа, сгодится и этот. В конце концов, я могу узнать не только о своем прошлом, но и о мыслях моих врагов. Что они думали о себе, а главное, обо мне… Прекрасный способ, чтобы избавиться от греховной гордости!
Нерис улыбнулась.
– Да, способ хорош, но такое нельзя повторять слишком часто, Дважды Рожденный. Ни шире, ни тому, кто обратился к ее помощи… То, что я сделала, – мой прощальный дар, и хоть он горек, но останется с тобой. А сейчас… сейчас я ожидаю ответного подарка… – Она придвинулась ближе к нему и зашептала: – Мы оба устали, ты и я, но это не телесная усталость, а утомление пережитого. И если оно
Дарт обнял ее, коснулся губами тускло мерцавшего раята и прошептал в ответ:
– Права, мон шер ами. Конечно, ты права.
Глава 17
Бхо спускались по склону холма, осторожно переступая длинными суставчатыми ногами. Первым шел носильщик, груженный имуществом ширы, скафандром и пухлыми бурдюками с медовым напитком и молочным соком; видимо, он выбирал путь, а остальные трое в точности повторяли его движения. Вожатые, сидевшие поверх груза, в этом почти не участвовали. Функции их были простыми: поглаживая тот или иной нервный узел, они задавали общий курс и скорость. Бхо могли двигаться по любой местности, в горах и в лесах, форсировать мелкие реки, преодолевать овраги, и при этом, как заметил Дарт, их грузовые платформы всегда располагались горизонтально. Несмотря на препятствия, они шагали с изрядной резвостью, вдвое быстрее бегущего человека, и несли солидный груз – корзины с сушеными плодами, бурдюки с питьем и прочные мешки с запасом метательных раковин. Однако, наблюдая за ними, Дарт пришел к мнению, что в прошлом транспортировка грузов вовсе не являлась их задачей. Платформы выглядели совершенно плоскими, мешки и корзины приходилось привязывать, пропуская ремни под брюхом бхо, так как крепежных колец или крючьев у них было столько же, сколько у лошади или осла. Правда, долгая процедура погрузки не задерживала отряд – люди выступали пораньше, а бхо со своими вожатыми их нагоняли. Дарт полагал, что у Темных им отводилась роль скакунов, и это служило еще одним свидетельством различий, существовавших между людьми и прежними хозяевами Диска. Чтоб управлять пловцом-левиафаном, была нужна не пара рук, а длинные гибкие щупальца; с такими конечностями можно ехать и на платформе носильщика, цепляясь за ее края.
Первый бхо спустился на равнину и преодолел овраг, куда стекали дождевые воды; похоже, овраг соединялся с ручьями, журчавшими за холмом, в лесистой местности. Форсировав водную преграду, носильщик побежал, шустро перебирая ногами и пристраиваясь за воинской колонной; остальные бхо последовали за ним. Издалека они еще больше походили на огромных пауков с вытянутыми овальными телами – правда, корзины, мешки, бурдюки и оседлавшие их вожатые не добавляли сходства.
Повернувшись, Дарт пристально оглядел носильщиков, потом спросил у шагавшего рядом Джеба:
– Можно ли отправить бхо в дыру? Они умеют лазать, могли бы пригодиться… Скажем, обнаруживать ловушки.
– Пытались, брат! Только, фря, ни единая тварь, кроме таких глупцов, как мы, в дыру не полезет. Ни та, что летает, ни та, что бегает. Пробовали! Разве лишь чудищ речных не совали… Так у них с топталками незадача, бегать не могут. – Джеб перебросил мешок на другое плечо и сплюнул.
– Среди зверья недоумков нет, – с хмурым видом прогудел Птоз. – Зверье соображает… тем более бхо… Боятся они дыр. В тех свитках, что остались после Криба, моего прапрадеда, ясно сказано: боятся!
Поправив обруч визора на висках, Дарт покосился налево и направо, осматривая местность, и молча кивнул. Красное время близилось к середине, солнце пекло, словно адский костер, в небе – ни облачка… От подошвы холма отряд отделяли три четверти лье, и в этом месте лощина была еще довольно широка, не меньше четырех, а то и пяти тысяч шагов. Двигались в привычном порядке: впереди – авангард из пятнадцати воинов, за ними – доблестные маргары, потом – основная колонна под водительством Ренхо, а в ее середине – Нерис, оберегаемая, как драгоценнейшее сокровище. Последними шагали бхо, топча каменистую землю и поднимая клубы пыли. Восемь разведчиков, посланных Ренхо, уже исчезли из вида; сейчас они бродили в ущельях, прислушивались и присматривались, искали следы неприятеля.
Ущелий в отрогах горного хребта было четыре, по паре с каждой стороны, а кроме того, имелась сотня трещин и расселин. Поверх скалистых стен тянулся лес, но склоны их, размытые дождями, резко обрывались к лощине и, если не считать торчавших тут и там кустов, выглядели совершенно голыми. Дно лощины тоже оказалось голым, почти безжизненным, не сохранившим даже памяти о ночных дождях. После недавнего изобилия лесов и вод эта сухая каменистая пустошь с пучками серой травы и развалами гранитных глыб, свалившихся и сползших с ближних склонов, казалась чем-то нереальным и на удивление непривычным. Тесня ее, горные отроги постепенно сближались, и к седловине перевала поднимался довольно крутой откос в четверть лье шириной, тоже усыпанный щебнем и торчавшими из него крупными камнями. Переход по этой пересеченной местности, в пыли, под жарким солнцем, сулил мало приятного.
Отстегнув флягу, висевшую у пояса, Дарт приложился к ней, потом сунул Джебу:
– На, хлебни!
Тот скривился, но флягу взял, отпил и что-то буркнул в знак благодарности. В ней было не горячительное, а белый сок, похожий вкусом на молоко, бодрящий и не скисавший долгое время; его добывали из орехов, и у стражей границы он был излюбленным напитком.
Джеб передал флягу Птозу, тот – Глинту, который тяжело отдувался и пыхтел. К Дарту она возвратилась почти порожней.
– К зеленому времени будем у перевала, – сказал он, желая подбодрить коллег.
– И что в том хорошего? Что нас там ждет? – пробасил Птоз. – А ничего, клянусь ногой Криба! Вонючий дождик да огненные бичи!
Остальные, согнувшись под мешками с маргарским снаряжением, мрачно молчали – наверняка прикидывали, кто первым полезет в дыру, под этот самый дождик и бичи. Дарт больше не старался их разговорить. Мысли его вернулись к прошлой ночи, и на какое-то время лощина, маячивший впереди перевал, скала с тремя зубцами и даже Голем исчезли из его сознания; он снова был у городка Армантьер, на берегу полноводного Лиса, слышал, как кричит охваченная ужасом женщина, и ощущал свое бессилие. Его понятия о долге и чести снова играли с ним, переплетая его судьбу с другими людскими судьбами; с одной стороны, долг требовал вступиться за даму, с другой – судить и уничтожить преступницу, и эта дилемма подсказывала, что однозначных решений в мире нет. Точно так же, как в ситуации с Нерис – отвергнуть или простить… Но эта проблема, к счастью, уже разрешилась.
Он снова начал размышлять о странном влиянии, которое оказывал на него Диск. Была ли в этом некая многозначительная тайна – может быть, связанная с самим местом, с Ушедшими Во Тьму и их наследием, с бхо и существами, населявшими планетоид, с деревом туи, с пищей, воздухом и водами? Или же это мираж, игра распаленного воображения? Вполне вероятно, мозг излечивается сам собой, связи восстанавливаются, и поэтому возвращается память… И, может быть, вернется до конца! Все вернется, все, что он потерял за краткие минуты смерти и в процедурах ментоскопирования… Такое, по словам Джаннаха, невозможно, но прав ли он? Джаннах – не бог и может заблуждаться… А вот Констанция – фокатор и лучше знает, что возможно, а что – нет! Она говорила, что индивидуальность – главное качество мозга, что нельзя представить два адекватных разума и что различия в мыслительных процессах очень велики, от гения до идиота… и в самих процессах, и в адаптивных свойствах, и в способности мозга к восстановлению…
С другой стороны, почему он стал вспоминать лишь здесь, в обители древней расы? Случай? Закономерность? И если последнее, то где скрывается причина? Поводы к вспышкам видений были разными – сон или фляга с вином, прикосновение к туи или сияющий кристалл в ладонях Нерис, – но результат был неизменным: он вспоминал. Возможно, поводы лишь растормаживают разум, а настоящая причина в чем-то ином и скрыта от него завесой домыслов и непроверенных гипотез? Одна из них – поведанная, кстати, широй, – не отвергает логики, если считать, что Диском правит бог – ведь богу все подвластно!