Солдаты последней войны
Шрифт:
– Весь детдом плакал, – шмыгала носом Тошка. – Все так любили Катю. Даже решили организовать в интернате конкурс юных талантов имени Кати Рощиной. Ее никогда не забудут… Никогда…
Это я знал. И в который раз слушал Тошку. И в который раз думал, что Катя была не права. У нее была семья. Настоящая семья. Хотя она так и не считала. И я вспоминал Анну Гавриловну. И в который раз думал, что несмотря на то, что у нее была дочь – семьи у нее так и не было. Такое случается не так уж и редко. И не
Однажды вечером к нам заглянул Шурочка. И прямо с порога, отряхиваясь от мокрого снега, с порога произнес:
– Завтра сорок дней со дня смерти Кати, нужно сходить на кладбище.
Впервые за долгое время он сказал о Кате обыденно, просто и спокойно. Словно тяжелый груз, тяготивший его израненную душу, наконец-то спал. Мой товарищ возвращался к жизни.
– Мы помним, Шура, – ответила Майя. – А сейчас давай поужинаем.
Но Шурочка наотрез отказался.
– Спасибо, ребята. Но я хочу спать. Очень, очень хочу спать. Может быть, сегодня мне наконец-то удастся…
Мы проводили Шурочку, пообещав что обязательно передадим Петуху его просьбу завтра с утра пойти на могилу Кати.
Уже миновала полночь, а Петух так и не появился.
– Где его черти носят! – я уже начинал нервничать.
– Ну, Петух уже довольно взрослый. К тому же красивый парень. А взрослые и красивые парни время от времени не ночуют дома, – успокоила меня Майя.
– Да, но если доморощенный Дон Жуан не явится и к утру, я ему настучу по шее. Не хватало, чтобы он не пришел на сорок дней. Да и Шурочка так хотел видеть всех нас.
– Давай оставим записку и ляжем спать, больше мы ничего сделать не можем, – разумно предложила Майя.
Едва я успел вернуться в квартиру, подсунув выразительную записку под дверь Петькиной квартиры, как неожиданно появился и он сам. Видок у Петуха был еще тот. Поначалу мне даже показалось, что он пьян. Правда, от него больше разило мазутом, нежели спиртным. А на лбу зияла кровавая ссадина.
– Если бы я не знал, что ты поэт-романтик, то непременно бы решил, что передо мною пьяный водила.
Петух в упор взглянул на меня и серьезно ответил.
– Остановимся на поэте-романтике, а про шофера забудем.
Едва он скрылся в нашей ванной, чтобы привести себя в порядок, Майя прошептала.
– Он определенно влип в какую-то плохую историю.
– Да, наверное. И мне это не нравится.
Через некоторое время Петух предстал пред нами бодрый, посвежевший, пахнущий мятным зубным порошком и душистым мылом.
– Ну что, ребятки! После душа не грех и выпить! Вы как, еще не превратились еще в скучающую семейную парочку добропорядочных буржуа?
– А тебе не достаточно? – я вплотную приблизился к Петуху и принюхался. Нет, только зубной порошок и мыло.
– Еще и не начинал, дружинник! – он хлопнул меня по плечу.
Я мгновенно уловил резкую перемену в настроении товарища. Словно он внезапно освободился от тяжеленного груза. И вновь стал прежним. Петька залпом выпил полную до краев рюмку водки, тут же наполнил вторую и пригласил нас присоединяться.
– Ну же! Не свинейте, выпейте, тем более… – он запнулся.
– Что – тем более? – Майя с подозрением наблюдала за ним.
– Ну, тем более, что мы с вами пьем, – он взглянул на часы, – ну, примерно, с восьми вечера. И как-то странно, не напиваемся. Не правда ли?
Я еще больше помрачнел. Наши опасения оправдывались. Похоже, Петух обеспечивал себе надежное алиби на вечер.
– Или ты нам все расскажешь, или…
– Или что? Или вы со мной не пьянствовали с восьми? Как ты скучен, Кира! Ты всему ищешь логическое объяснение! А наша жизнь не поддается никакой логике. В ней настолько все абсурдно, что абсурд уже давно и стал логикой. И наоборот.
– Не умничай, петушиная твоя морда! – не выдержал я. И уже более сурово добавил. – Ну, быстро рассказывай, что натворил!
– Сдаюсь, – Петух поднял руки вверх. – Но после того, как мы выпьем еще пару раз.
Мы вновь поддались на эту провокацию и чокнулись полными рюмками.
– Ты ищешь сложностей, Кира, где их быть не может. Неужели за все долгие годы нашей дружбы ты так и не разгадал мою тонкую, артистичную и весьма впечатлительную натуру?
– К сожалению, разгадал, – буркнул я.
– Ну, в таком случае, ты меня поймешь. Дело в том, что я тут связался с одной курочкой, как оказалось впоследствии – весьма ревнивой и подозрительной особой. Что называется – вновь не в струю. А теперь влюбился во вторую. И, чтобы не ревновала первая, должен обеспечить себе пьяное алиби, усек?
Ну, это было уже слишком! Он что держит нас за полных идиотов?
– Ах, невинный петушок спутался с курочкой! – передразнил я его. – А что, вторая съездила тебе кувалдой по лбу, предварительно измазав всего мазутом? И с каких пор ты стал являться на свидание в рабочем комбинезоне?
– Боже, Майечка, с кем ты связалась?! С каким отвратительным, подозрительным типом, не доверяющим своему лучшему другу!
– Нет, Петька, на сей раз ты ошибся. Именно мне не доверяет мой друг, что очень обижает.
– Оставь его, Кирка, – резко прервала меня Майя. – Он хочет уберечь нас, хотя мы этого и не хотим. И все равно ничего не скажет.
Она приблизилась к окну и, глядя вдаль, сказала.
– Выпей еще, Петя, и ложись у нас. Мы же пьем с восьми вечера. Ты, наверняка, уже не в состоянии добраться до дому.