Солдаты Вселенной. Лучшая военная фантастика ХХ века
Шрифт:
— А может быть, уже слишком поздно.
Хендрикс кивнул в ответ.
— Нам лучше спуститься вниз, — сказал Руди. Заметно было, что он нервничает. — Зачем напрасно рисковать.
Так они и сделали. Клаус установил крышку люка на место и тщательно затянул болтами. Они прошли на кухню. Там стоял тяжелый спертый воздух.
— Неужели им удалось сделать все так быстро? — с сомнением произнес Хендрикс. — Я вышел в полдень. Десять часов назад.
— А им и не надо много времени. Достаточно только одному проникнуть внутрь. И начинается кошмар. Вы же сами знаете, на что способны даже самые маленькие из них. В это же невозможно поверить, пока сам не убедишься. Лезвия, когти…
— Да уж, — ответил майор и, чем-то сильно обеспокоенный, отошел в сторону. Он стоял, повернувшись к остальным спиной.
— В чем дело? — спросил Руди.
— Лунная база. О боже, если они и туда…
— Лунная база?
Хендрикс обернулся.
— Нет, туда им не добраться. Как они могут попасть на Луну? Как? Это невозможно. Я не могу в это поверить.
— Что это — Лунная база? До нас доходили всякие слухи, но так, ничего определенного. Вы, кажется, взволнованы, майор?
— Мы все получаем с Луны. Там же находится и наше правительство. Глубоко под лунной поверхностью. Там все наши люди и промышленность. Благодаря этому мы все еще держимся. Но если им удастся покинуть Землю и достигнуть Луны, то…
— Достаточно забраться туда только одному. Он уж позаботится о других. Их сотни, тысячи. Все одинаковые. Как муравьи. Если бы вы видели их…
— Совершенный социализм, — сказала Тассо. — Идеальное коммунистическое государство.
— Хватит! — сердито оборвал ее Клаус. — Ну? Что будем делать?
Хендрикс нервно вышагивал из угла в угол. В воздухе стоял кисловатый запах пищи и пота. Вскоре Тассо, откинув занавеску, прошла в свою комнату.
— Я собираюсь немного поспать, — донесся оттуда ее голос.
Руди и Клаус уселись за стол, и какое-то время молча сидели, наблюдая за Хендриксом. Потом Клаус произнес:
— Майор, тебе решать. Мы не знаем, что там у вас происходит.
Хендрикс кивнул.
— Самое главное. — Руди глотнул кофе, — то, что хотя сейчас мы и в безопасности, все время оставаться здесь мы не можем. У нас мало продуктов.
— Но если мы выберемся наружу…
— Если мы выберемся отсюда, они уничтожат нас. Ну, или очень вероятно, что уничтожат. Мы не сможем далеко уйти. Сколько до вашего командного пункта, майор?
— Мили три-четыре.
— Можно попробовать.
— Но что, если они уже там? — спросил Клаус.
Руди пожал плечами:
— Ну, тогда мы вернемся сюда.
Хендрикс наконец перестал ходить.
— Какова вероятность, что они уже там?
— Трудно сказать. Думаю, что высокая. Они хорошо организованы. Как полчища саранчи. Они должны все время двигаться и притом быстро. Они полагаются на скорость и неожиданность и не дают времени опомниться.
— Понятно, — прошептал Хендрикс.
Из другой комнаты послышался голос Тассо:
— Майор?
Хендрикс отодвинул занавеску.
— Что?
Тассо, лежа на койке, лениво смотрела на него.
— У вас не осталось сигарет?
Хендрикс вошел в комнату и уселся на деревянный табурет, что стоял напротив койки. Он пошарил в карманах. Сигарет не было.
— Нет. Кончились.
— Плохо. Очень плохо.
— Кто вы по национальности? — посидев немного, спросил Хендрикс.
— Русская.
— Как вы очутились здесь?
— Здесь?
— Да, эта местность когда-то была Францией. Точнее — Нормандией. Вы пришли с Советской армией?
— Зачем вам это?
— Так, интересно.
Он внимательно рассматривал ее. Молодая, около двадцати, стройная. Длинные волосы разметались по подушке. Она молча смотрела на него большими темными глазами.
— О чем вы думаете, майор?
— Ни о чем. Сколько вам лет?
— Восемнадцать.
Она продолжала пристально наблюдать за ним. На ней были русские армейские брюки и гимнастерка. Все серо-зеленое. Широкий кожаный ремень с патронами. Счетчик. Медицинский пакет.
— Вы служите в армии?
— Нет.
— Тогда откуда эта форма?
Она пожала плечами:
— Дали.
— Сколько же вам было, когда вы очутились здесь?
— Шестнадцать.
— Так мало?
Глаза ее внезапно сузились.
— Что вы хотите сказать?
Хендрикс потер подбородок.
— Если бы не война, ваша жизнь могла бы быть совсем иной. Шестнадцать лет. Боже! И с шестнадцати лет выносить все это…
— Надо было выжить.