Солнце и Снег
Шрифт:
Вся страна, как один человек, охнула у экранов своих телевизоров.
Из бани вновь посыпались люди, оживленно забегали к ларькам и обратно, некоторые стали расходиться парами.
– Что вы скажете по поводу обращения премьер-министра? – подскочил к ним неутомимый Вертокрылов.
– Мы за мир! – откликнулся поддатый мужик, – Но Пассаран!
– Пенсию пусть лучше прибавит! – закричала шустрая старушонка, – ваучерами своими весь народ ограбили, паразиты!
Маша оттащила контуженного Васичкина на первый этаж, подкатила к дверям на своей “Мазде” и затащила тяжелое тело лейтенанта в машину. Не забыла она вынести из боя и личное оружие раненого.
Увидев, что делается вокруг, она медленно поехала сквозь толпу.
– Везу раненого, пропустите! – кричала она в окно.
К Сандунам прибывали все новые спецподразделения. Министр уточнял детали будущего штурма. В это время в здание с черного хода осторожно прокрался скандальный репортер Гадеев. Обнаружив скованных мужиков, он принялся щелкать камерой.
– Что это ты мил человек, здесь делаешь? – ласково обратилась к нему баба Клава.
– Ничего, – прошептал Гадеев, автоматически щелкая фотоаппаратом.
– Девочки, да он нас тут снимает! – закричала она.
Из мужского отделения вышли, ехидно улыбаясь, Люда и Вера…
Так как наручников не хватало, Гадеева прикрутили к столу ремнями. Пленку выдрали из аппарата и положили на спину.
– Раз! – скомандовала Настя.
– Так ему!
– С оттяжечкой! – одобрительно кричали бандиты и милиционеры.
Гадеев истошно кричал. Сначала его порола баба Клава, потом Настя, Люда, Вера, Катя, Марина, Саша и Аннушка. Попробовала даже иностранка Синтия Смит:
– О, это есть правильный русский обычай! – растроганно сказала она, передавая прутья следующей женщине.
Только Саламандра не принимала участия в порке. Суматошно бегая по сауне, она еще несколько раз нарушила заповедь “не укради”.
В десять часов вечера, когда все было готово для штурма, несколько женщин вытащили на улицу тело несчастного Гадеева. Камеры крупным планом снимали кровоточащую спину скандального репортера. Бани стремительно пустели. К микрофону подошел Генерал, поправил шляпу, и произнес:
– Комедия окончена. Эй, старшина, принимай обоз!
– Товарищи, – произнес он, – дорогие мои товарищи! В этот великий час, когда все силы мирового сионизма, – он сурово посмотрел на Вертокрылова, – обложили нашу великую Родину, мы все, как один, и даже больше. . .
Гном подошел и несильно ударил Генерала по голове. Тот замолчал.
Из бань, пошатываясь, выходили “скованные одной цепью”. Любопытные рванули вперед, произошла давка, милиция бросилась оттеснять посторонних. Сквозь толпу проталкивались санитары, несущие на носилках Мартиросяна и Коняхина. Телеоператоры слились со своими камерами, Вертокрылов что-то орал в отключенный микрофон.
В поднявшейся суматохе все забыли об окруженных под джипами бандитах, и большая часть братков растворилась в толпе. Только самые принципиальные дождались ареста силами правопорядка.
Заканчивался еще один день. С Запада дул теплый ветер, снег растаял, и противно хлюпал под ногами. Временами начинал накрапывать дождь. Саламандра тормознула “частника”:
– Гостиница “Россия”, быстрей!
На каменном лице шофера не отразилось и тени удивления.
Компания Бильбо Беггинса понеслась по ночной Москве в самое сердце столицы. Жидкая грязь летела из-под колес старенького “мерседеса”. Печкин никак не мог открыть банку импортного пива, Бильбо дремал с открытой банкой в руках. Саламандра щедро расплатилась с шофером, провела друзей внутрь гостиницы.
Увидев чаевые, швейцар перегнулся пополам.
Глава 13
Генерал приходит в себя. Необыкновенное исчезновение Васичкина. Ушуисты выходят на след Учителя.
Бильбо Беггинс проснулся под звон часов. Он оглянулся вокруг, ища глазами знакомый паропровод, и тут до него дошло, что он не в подвале. Совсем не в подвале, не под землей, а совсем наоборот. Он встал, скинул одеяло, подошел к окну. Ранние солнечные лучи заливали город, рассеивая последние облака. На солнце ослепительно блестело золото куполов. Огромные часы на башне отбивали одиннадцать часов. Он видел людей далеко внизу. Отсюда они казались букашками.
– Опять колдовство! – пронеслось в мозгу.
– Где я! – закричал он на чистом русском языке.
Печкин и Генерал проснулись, ошалело уставились друг на друга.
– Николай Семенович, я что, в больнице? – непривычно вежливым голосом спросил Печкина Генерал.
– Сам не пойму, Валерий Петрович, да что с тобой? – Печкин внимательно вгляделся в лицо Генерала и вдруг закричал:
– Масоны в городе, сионистские элементы готовятся к захвату всемирного господства!
– Ах, увольте, Николай Семенович, ну и шутки у Вас! – запротестовал Генерал.
Дверь открылась, и в номер вошел Гном:
– Здорово, пиплы, хамка есть?
– Мне до странности знаком этот молодой человек, – сообщил Генерал.
Гном подошел к телевизору, небрежно включил его:
– Отпад, пиплы, нас показывают!
На экране показывали кадры вчерашних событий: вынос Гадеева, бравая речь Генерала, мелькнуло загадочное восточное лицо Бильбо Беггинса.