Солнце любви
Шрифт:
Оказавшись на ногах, девушка одарила Луиса ослепительной улыбкой и, схватив за руку, потащила его за собой по дорожке к главному входу.
Когда пара вступила в тень, под крышу крыльца, Эми выпустила руку Луиса. Тот остановился, с улыбкой наблюдая, как она бежит навстречу братьям. Сияющие слуги, тараторя по-испански, ожидали в почтительном отдалении, пока братья Салливен приветствовали сестру.
— До чего же чудесно оказаться дома! — воскликнула Эми, клюнув Бэрона в щеку и оборачиваясь к Лукасу. — Вы оба скучали по мне?
— Это и есть малышка Эми? — Лукас был ошеломлен. — Неужели это и в самом деле ты?
Едва веря собственным глазам, Бэрон тем не менее постарался
— Конечно, это наша маленькая Эми, — сказал он с легкой улыбкой. — Она не так уж изменилась. — Взглянув поверх головы сестры на безмолвного юношу-индейца, он махнул рукой, как бы отсылая носильщика. — Больше ничего не нужно, Луис. О багаже могут позаботиться Педрико и Армонд. У тебя наверняка есть чем заняться.
Луис кивнул, раздосадованный тем, что от него так грубо отделались. Впрочем, удивляться не приходилось. Он никогда не состоял в друзьях у братьев Салливенов; они отказывались признавать в Луисе ровню, находя удовольствие в том, чтобы обращаться с ним как со слугой, однако осмеливались на это, лишь когда поблизости не было ни Патрона, ни Дона.
Когда Луис двинулся к выходу, Эми резко повернулась, подбежала к нему и, коснувшись руки, тихонько спросила:
— До вечера?
— Да, до вечера.
Луис Кинтано не сводил глаз с Эми и поэтому не мог заметить, какой ненавистью блеснули холодные голубые глаза Бэрона Салливена.
Эми чувствовала себя на седьмом небе. Бело-голубое платье с широкой гофрированной оборкой вокруг низкого выреза позволяло явить миру и точеные алебастровые плечи, и горделиво-изящную шею, и округлость высокой груди. Бледно-розовый пояс из поблескивающей тафты со спадающими до земли концами подчеркивал тонкую талию. Пышная юбка состояла из целого каскада широких кружевных воланов, покоящихся на жестком каркасе из конского волоса. А прозрачные белые шелковые чулки на ногах, а мягчайшие белые лайковые бальные башмачки! Золотые кудри, спереди разделенные на пробор, подхвачены с одной стороны нарядной заколкой из жемчуга. А над левым ушком воткнут яркий розовый цветок.
Эми была в спальне одна.
Магделена и Роза помогли ей одеться и с поклонами удалились, не переставая твердить, что она «muy bonita» — «очень красивая». Эми от души надеялась, что они правы. В этот особенный вечер ей хотелось быть очень красивой, чтобы Тонатиу уяснил себе: Эми уже не ребенок. Она взрослая женщина.
Стук в дверь спальни заставил Эми позабыть, какая она взрослая.
— Папа! — вскрикнула она и бросилась открывать дверь.
Уолтер Салливен, одетый в лучший из своих костюмов, стоял в коридоре, с изумлением взирая на дочь, которую не видел пять лет. Казалось, этот большой сильный мужчина потрясен до глубины души. Он смотрел на Эми как на незнакомку.
— Папа! Дорогой мой папа! — восторженно повторяла Эми, обвивая руками шею отца.
Большие, загрубелые от работы руки медленно поднялись и обняли талию девушки так осторожно, словно она была фарфоровой куклой и могла легко сломаться. Но он даже зажмурился от удовольствия, когда она осыпала нежными поцелуями его загорелые щеки.
— Родная моя, — выговорил наконец он. — Я и вообразить не мог… ты такая… Боже мой, Эми, ты ведь совсем взрослая.
— Ну, конечно, папа! И по-моему, это замечательно! А ты как считаешь? — Она обеими руками ухватилась за отцовскую руку и втащила его в комнату. — Знаешь что, побудь со мной несколько минут, прежде чем спустишься к гостям, хорошо? — Лучистые синие глаза почти умоляли.
— С удовольствием, радость моя. Обязательно, — ответил Салливен, все еще озадаченно покачивая седеющей головой.
Эми подвела его к креслу, обитому бархатом
3
Чрезвычайно популярные в Мексике оркестры (в основном трубы и гитары), исполняющие народные песни и танцы на различных праздниках.
Уолтер Салливен извинился, что не смог сам встретить ее на станции: долг хозяина перед гостями не позволил ему отлучиться. Она все понимает, успокоила Эми отца. Салливен спросил о здоровье своей сестры Мэг, тетушки Эми. Тетя Мэг чувствует себя прекрасно, отвечала Эми, вот только очень уж горько она плакала, когда они прощались.
Эми рассказывала отцу о школьных подругах, о тех премудростях, которые она изучала, о разных достопримечательностях Нового Орлеана. Этот поток откровений затянулся бы надолго, если бы, в конце концов, улыбающийся отец, решительно подняв руку, не напомнил юной виновнице торжества, что бал дается в ее честь и внизу их ждут гости.
Эми вскочила со скамеечки:
— Ой! Как я выгляжу? У меня все в порядке?
Почтенный глава семьи, встав с кресла, взял дочь за руку:
— Ты такая красивая, что даже у твоего старика родителя язык отнялся. — Он поцеловал Эми в лоб и подтолкнул к выходу.
В начале десятого Эми под руку с отцом чинно вошла в заполненный гостями бальный зал, ощущая одновременно уверенность в себе и душевный подъем.
При их появлении все головы повернулись к ним и по залу пробежал шепот. Однако Эми почти не замечала производимого ею впечатления. Приветливо улыбаясь, раскланиваясь, принимая поздравления и комплименты, она нетерпеливым взглядом окидывала толпу.
Только когда она в паре с отцом закружилась в танце на лоснящемся паркете бального зала, Эми увидела того, кого все время высматривала.
Он стоял один, в стороне от всех, у высоких резных дверей, распахнутых в сад. Он был одет в черный костюм наездника-чарро [4] и рубашку из тонкого белого шелка. На шее у него смелым цветовым пятном выделялся тщательно повязанный малиновый шарф, а подобранный точно в тон этому шарфу цветок красовался на лацкане куртки.
4
Чарреада — мексиканский национальный спорт, нечто среднее между корридой и родео. Наездник-чарро должен не убить, а свалить быка с ног, дернув его за хвост.
Блестящие, черные как смоль волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Агатовые глаза мерцали в свете свечей, горящих в настенном канделябре над левым плечом юноши.
Пылающий взор не отрывался от Эми.
— …да я собственным глазам не мог поверить! — говорил Уолтер Салливен, обращаясь к витающей в облаках дочери.
Эми с трудом отвела взгляд от Луиса:
— Прости, папа. Что ты сказал?
Уолтер Салливен улыбнулся:
— Дорогая, я просто признавался, что все еще не могу прийти в себя: ты так изменилась! Я постучал в дверь и ожидал: вот сейчас мне откроет моя малышка Эми… а увидел такую взрослую красавицу! Ей-богу, слишком сильное потрясение для моего старого сердца.