Солнце мое

Войлошников Владимир

— Ты чего закрылась-то?

— А! Я по привычке, — баба Рая махнула рукой и ловко перевела тему: — Молока купила?

— Конечно, два литра. И подушечки ещё.

— М-м, хлеб-то тёплый!

— Ага. Я пойду манатки приберу, а то с утра раскидала всё.

ПРО КВАРТИРУ

Я пошла к себе. Чтоб вам не гадать, расскажу, как мы с бабушкой живём.

Квартира наша по-простецки называлась «распашонка», в зал приходила дверь из коридора, а в противоположной стене — выходило две, в спальни, разделённые встроенным шкафом из жуткого крупностружечного ДСП, крашенного белой краской.

Итак,

коридор. Почему-то никто никогда не называл его прихожей. С другой стороны, это такой крохотусечный аппендикс, язык не поворачивается его столь высокопарно именовать. Вешалка. Обувная полка. Тумбочка. Телефон. Большое зеркало в широкой деревянной раме — не старинное, просто старое. Стены голубой краской крашеные — так же как в кухне, «панелями». Пол тоже крашеный, коричневый. Деревянный. Да он во всём доме такой, кроме туалета с ванной, там плиточка, меленькая такая, терракотовая.

Из коридорчика сразу налево — туалет. «Прилично» по советским понятиям. Покрашено. Стены сгущёночно-белой краской, пол — коричневой. Да, именно плитка покрашена. Зачем — не знаю, не спрашивайте, бабушка с мамой всю жизнь красили, и я теперь вот думаю — или продолжать эту славную традицию, или уж растворителя купить да ободрать, чтоб просто плитка была? Бачок у нас стоял верхний, с дёргалкой-шнурком, тоже ещё с семьдесят третьего года, но менять его пока ни денег, ни резона не было. Зачем, если не шипит, не течёт?

Ванная крошечная, как и всё в хрущёвках. Тут вокруг ванны бежевенький, довольно свежий кафель. Это, мамин муж, Василич выкладывал. По логике вещей, сперва надо было бы ванну саму поменять, потом плитку класть, но устанавливать стальную наши не хотели — говорили, греметь будет. А новая чугунная — дорого. Да и кто её затащит? Или опять грузчикам плати…

Та, что есть, когда-то в незапамятные времена (я так предполагаю, потому что никто не сознался) была очень тщательно, а, может быть, и неоднократно, почищена чем-то люто-абразивным. И почти весь глянец-то с неё счистили! Со дна и до самой середины стенок, да-а-а. Теперь сидеть в ней решительно невозможно, по крайней мере, для моих нежных телес. Хорошо, что я душ предпочитаю.

Эх, надо хоть отмыть её чем-то, что ли, а то в эту шершавость всё повъелось, срамота… «Комет» вот по телеку рекламировали, надо будет в магазине посмотреть: сколько стоит, а то, может, и цена на него волшебная тоже, а не только свойства.

Рядом с ванной в уголок втиснута раковина. Я, вообще-то, раковины в ванных в принципе не люблю. Дурацкий предмет. Мелко, брызжет, с локтей по сторонам течёт или уж как надо туда изощряться впихиваться… Просила маму с Василичем совсем её снять, но что-то не хотят, так что я её пока как полочку использую. Мыла-шампуни и прочую мелочь расставляю.

Напротив ванной в коридорчике стоит стиральная машинка, «Сибирь». Полуавтомат! Не «Фея» какая-нибудь, или там «Малютка». Кроме основного бака у неё есть центрифуга, и это здорово облегчает нам с бабушкой жизнь, хотя стирка всё равно занимает полдня и требует возни со шлангами, перекладывания тяжёлого мокрого белья и полоскания в ванной. Про машинки-автоматы я слышала, но пока даже мечтать о них не собиралась, там такие ценники заоблачные…

А прямо из коридора — жилые комнаты. Тут мы стены ещё в прошлом году новыми обоями обклеили, с симпатичными цветочными букетиками. Хоть выбрать теперь можно, а не как раньше, два вида в магазине, да и то если успеешь. Да и бумага у этих обоев потолще стала, так не расползалась от клея.

В зале у нас, как почти у всех, стояла стенка — три трёхтумбовых шкафа в ряд. В каждом посередине была открытая часть: в двух стояли книги, а в третьем, за стеклянными дверками — фарфоровый чайный сервиз (тонкий-тонкий, прозрачный, Ленинградского фарфорового завода) и хрустальные вазочки-рюмочки, которые я периодически перемывала и расставляла в новом порядке. Красиво.

Напротив стенки — диван. На самом деле, это, наверное, какая-нибудь тахта? Не сильно я в мебели специалист. Жёсткий каркас, деревянные подлокотники, шесть плотных поролоновых подушек: три — как бы матрас и три — спинка. Можно раздвинуть основание, разложить это всё и получить почти двуспальную кровать. Мне, кстати, с моим слабым позвоночником, нравилось на ней спать, пока я в бывшую мамину комнату не переехала — не слишком мягко.

Тумбочка. На тумбочке — большой телевизор с таким здоровенным кинескопом, что телевизор едва на этой тумбочке умещается. Пришлось даже тумбочку слегка вперёд выдвинуть, чтобы хвост от кинескопа нормально вошёл.

Обеденный стол с двойной раскладной столешницей.

Из зала же выход на балкон (конечно, не застеклённый).

На полу синтетический палас. На стене над диваном — большой шерстяной узорчатый ковёр. Тюль и шторы, тоже всё стандартно.

Бабушкина комната была совсем крошечная (натурально, два на три метра). Всё, что влезло — кровать, комод, да ещё один телевизор. Зато — особенно густой кружевной тюль и герани в горшках на окне — все цветущие разными цветами. Ковры, конечно, и на полу, и над кроватью.

Здесь, правда, ещё имелась та ДСПшная шкафостена, про которую я говорила. Половина открывалась на эту сторону, половина — во вторую спальню. Такая очень кондовая попытка изобразить встроенный плательный шкаф. Вроде как трёхтумбовый. Я этот шкаф не любила до ужаса. А всё моя врождённая ловкость! Как ни полезу — обязательно занозу посажу, да ещё так удачно, под ноготь, бр-р-р… Именно поэтому, наверное, встроенный шкаф во второй комнате был на две трети заполнен — вы не поверите — моими детскими игрушками. По советским меркам я была очень «богатым» ребёнком, а всё матушка, которая мимо игрушек пройти не могла. С каждой зарплаты что-нибудь да покупала мне. Мало их у неё в детстве было, должно быть, игрушек-то. Всё же, когда семья с восемью детьми остаётся без отца, это не особо располагает к роскошествам, а бабушка стала вдовой, как раз будучи моей матушкой беременной, эх…

Вторая спальня, она же последняя из имеющихся комнат, была чуть побольше, три на три. Тут тоже была кровать-полуторка, тот же набор ковров, письменный стол, заваленный моим учебным барахлом, магнитофон со стопкой кассет, тюли, шторы… Кроме встроенного, в этой комнате стоял двухтумбовый шифоньер, уже нормальный, фабричный, которым я могла пользоваться без угрозы потери конечностей.

И надо всем господствовал некоторый неизменно меня сопровождающий хаос, мда.