Солнце на продажу (сборник рассказов)
Шрифт:
Из всех деревень к О'Брайену начали съезжаться юноши. Мелькали в воздухе быстро поднимавшиеся и опускавшиеся весла, когда они, распевая песни, легко сворачивали к берегу. Каждый раз их приплывало по двадцать — высокие, бронзовокожие, с выгоревшими до белизны светлыми волосами. Они вытаскивали свои каноэ на берег и исполненные глубокого почтения шли в деревню, чтобы предстать перед Лангри.
Его вопросы ошеломляли их. Они мучительно напрягали свой ум, чтобы постичь смысл чуждых им идей. Они старательно повторяли за Лангри невероятно трудные для произношения звуки. Они проходили испытания на силу и выносливость. Они приезжали
В глубине леса О'Брайен выстроил новую деревню. Он поселился в ней с сотней своих учеников и приступил к занятиям. Очень мало оставалось дней, и они были слишком коротки, но О'Брайен и юноши работали с рассвета до сумерек, а иной раз и до поздней ночи. Окрестные жители снабжали их рыбой и плодами; каждая деревня по очереди присылала сюда своих женщин готовить им пищу, и весь народ, дивясь, наблюдал за ними и ждал.
О'Брайен учил тому, что знал сам, а когда возникала необходимость, даже импровизировал. Он обучал языку, юриспруденции и точным наукам. Он преподавал юношам экономику, социологию, военное искусство. Он учил, как вести партизанскую войну, и разъяснял принципы колониальной системы. Он рассказывал об истории народов Галактики, и юные аборигены, изумленно вглядываясь в усыпанное звездами небо, слушали его повествование о страшных космических войнах, фантастических существах и бесконечности миров.
Один за другим уходили дни — из них сложился год, потом два, три… Возмужавшие юноши привели в деревню жен. Молодые пары называли О'Брайена отцом и приносили к нему для благословения своих первенцев. А обучение шло своим чередом.
Силы О'Брайена иссякали. Его знобило от ночной сырости, немало страданий причиняли ему отекшие руки и ноги. Но он все работал и работал, и пришло время, когда он начал обучать тому, что входило в его план. Готовя аборигенов к вторжению вражеских сил, он объявлял учебные тревоги, и его серьезное отношение к делу и требовательность выводили местных жителей из состояния безмятежного покоя. План медленно, но верно обретал четкость и доходил до сознания его будущих исполнителей.
Когда О'Брайен настолько ослабел, что уже не поднимался с гамака, он призвал к себе своих самых способных учеников и продолжал с ними занятия.
В один из дней, когда солнце клонилось к закату, О'Брайен потерял сознание. Его перенесли в родную деревню, в ту самую рощицу у моря, которую он так любил. По побережью разнеслась весть: Лангри умирает. Приехали Старейшина и старосты всех деревень. Они натянули над его гамаком плетеный тент, и он прожил ночь, тяжело дыша и не приходя в сознание, а собравшиеся вокруг него местные жители замерли в ожидании, смиренно склонив головы.
Когда О'Брайен открыл глаза, уже наступило утро. Море, обласканное солнцем, было прекрасно, но он не услышал веселых голосов мальчишек, которые всегда в этот час шумно резвились в волнах прибоя. "Они знают, что я умираю", — подумал он.
Он взглянул на печальные лица окружавших его мужчин.
— Друзья мои… — проговорил он. И потом ни непонятном для них языке прошептал: — Бог свидетель — мой бог и их бог — я сделал все, что было в моих силах.
В этот вечер на берегу высоко взметнулось пламя погребального костра и, погруженная в траур, безмолвно скорбела деревня. На следующий день сто молодых мужчин вернулись в свое лесное селение и, раздираемые сомнениями, преодолевая огромные трудности, приступили к окончательному усвоению того, что завещал им Лангри.
Корабль военного космофлота «Рирга» совершал обычный патрульный полет, и капитан Эрнст Диллингер отдыхал в своей каюте, играя в шахматы со специально запрограммированным роботом. Он искусно загнал в ловушку роботова ферзя и уже сделал ход, грозивший этому ферзю неминуемой гибелью, как вдруг игру прервало появление старшего радиста.
Радист отсалютовал и подал Диллингеру радиограмму.
— Секретная, — сказал он.
По извиняющемуся тону радиста и скорости, с которой тот направился к выходу из каюты, Диллингер понял, что получены дурные вести. Радист уже закрывал за собой дверь, когда Диллингер, бросив взгляд на текст радиограммы, резко выпрямился и взревел, как раненое животное. Этот рев мгновенно вернул радиста в каюту.
Диллингер постучал пальцем по бумаге.
— Это ведь приказ губернатора того сектора, в котором мы сейчас находимся, верно?
— Да, сэр.
Старший радист постарался, чтобы это прозвучало так, будто слова Диллингера были для него в какой-то степени откровением.
— Корабли военного космофлота не подчиняются бюрократам и всяким безответственным политиканам. Соблаговолите объяснить губернатору в радиограмме, что приказывать мне может только Генеральный штаб, а тот факт, что я сейчас пересекаю подведомственную этому губернатору территорию, не дает ему права контролировать и направлять мои действия.
Радист, порывшись в карманах, достал блокнот.
— Не будете ли вы так любезны, сэр, продиктовать мне текст ответа…
— Я вам только что сказал, в чем он заключается. Вы радист. Вы что, недостаточно владеете языком, чтобы в вежливой форме послать этого губернатора ко всем чертям?
— Полагаю, сэр, что я с этим справлюсь.
— Так ступайте. И пришлите сюда лейтенанта Протца.
Старшего радиста как ветром сдуло.
Через одну-две минуты в каюту не спеша вошел лейтенант Протц, с улыбкой взглянул на грозно нахмуренное лицо Диллингера и преспокойно уселся в кресло.
— В каком мы сейчас секторе, Протц? — спросил Диллингер.
— В 2397-м, — не задумываясь, ответил Протц.
— И сколько времени мы в нем пробудем?
— Сорок восемь часов.
Диллингер стукнул кулаком по радиограмме.
— Слишком долго.
— Неприятности в какой-нибудь колонии?
— Хуже. У губернатора сектора пропали без вести четыре разведывательных космолета.
Протц выпрямился и проглотил улыбку.
— Проклятие! Целых четыре? Послушайте, в будущем году мне положен отпуск. Я не откажусь от него, даже если сгинет в тартарары дюжина этих разведчиков. Очень сожалею, но вам придется их искать без меня.
— Да замолчите вы! — прорычал Диллингер. — Этот дубина-губернатор не только потерял один за другим четыре разведывательных корабля — он еще имеет наглость приказывать мне заняться их поисками. Это надо же, он мне приказывает! Я велел радисту поставить его в известность, что корабли военного космофлота подчиняются только приказам своих вышестоящих инстанций, но у губернатора достаточно времени, чтобы связаться со штабом и добиться приказа оттуда. А штабисты охотно пойдут на это, поскольку «Рирга» находится в пределах его сектора.