Солнце над горой
Шрифт:
– Может, ты и прав. Только сердцу не прикажешь. Я просто в тот момент подумала, как было бы хорошо, если бы мне довелось в их сообществе быть учительницей в воскресной школе. Лишь на мгновение это представила, а слезы и полились… Потому что душа моя и желает такого маленького счастья.
– Ты это брось, – разозлился Иван. – Если сентиментальна, то лучше сериалы смотри по телеку. А у меня задачи серьезные. И ты, как верная супруга, изволь поддерживать меня. А то в кои-то веки к мэру на вечеринку недавно попали. И жена его интерес к тебе проявила. Умела бы ты использовать такие шансы, мы с тобой бы не на этой вонючей речке, а на Мальдивах давно бы отдыхали. А ты про французскую поэзию с ней заговорила, тьфу. Зачем дурой ее в обществе выставлять? Это и есть непонимание жизни с твоей стороны. Так что давай,
Иван вспомнил о намечавшейся крупной сделке с привлечением кредита и потерял интерес к разговору. Он махнул рукой, давая понять, что тема закрыта. Остаток пути они проехали молча.
Как бы то ни было, с того памятного дня началась история сообщества. Внешняя жизнь друзей устроилась примерно так, как несколько уничижительно ее охарактеризовал Иван. В Н-ске нашлась работа для всех, и скромный, но стабильный доход позволил решить материальные проблемы. Немаловажным было и то, что до города было удобно добираться на автобусе.
В свободное время друзья обыкновенно собирались пить чай у Евгения. Это первое лето, проведенное в Зареченском, они шутливо назвали «политическим периодом в жизни сообщества». Дело в том, что краткий и ясный принцип объединения, изложенный в первый день у костра, все же потребовал некоторого осмысления. Вдумчивый и рассудительный Степан Молчанов первым задал Евгению вопрос об отношении сообщества к Церкви:
– Евгений, конечно, понятно, что мы, как группа друзей, не являемся формальной организацией. И в этом смысле незачем ставить вопрос об отношении сообщества к Церкви. Но если без формальностей, а по совести, вопросы все же возникают. Большинство из нас являются православными христианами. Принцип сообщества допускает вхождение в него и христиан неправославных. И даже людей, которые вообще не принадлежат к какой-либо конфессии. Похоже, что к сообществу в ближайшее время присоединятся люди именно такого рода. То, что сообщество признает такое возможным и даже желательным – это дело самого сообщества. Но не будет ли участие в таком сообществе, скажем меня, православного христианина, погрешительным с точки зрения самой Церкви?
Евгений серьезно выслушал вопрос Степана и ответил так:
– Что ж, выскажу свое мнение. Мы не можем отделять себя от Церкви, поскольку исповедуем веру в Христа, которую исповедует и сама Церковь. Но мы и не подменяем Церковь – не создаем, например, особого вероучения или не устанавливаем каких-то требований к участникам сообщества за исключением исповедания самой веры в рамках нашей краткой формулы «Верую в Христа Бога и ищу Его воли». Мы не идем дальше этого, а просто говорим: исповедуя веру в Христа, вы вправе самостоятельно определить свою жизнь в любой конфессии. И это ваше полное право покинуть наше сообщество или остаться в нем, если ваш конфессиональный выбор поставит вас перед такой дилеммой. Мы говорим о том, что это и есть сущность нашего взгляда на жизнь – отказ от своеволия в любой форме. Мы сознательно идем на то, чтобы принять волю Бога в любом варианте – и тогда, когда Он благоволит вам что-то сделать, и тогда, когда Он только попускает ваши действия, руководствуясь Его собственной волей.
– Что же тогда представляет собой наше сообщество? – спросил Степан.
– Хороший вопрос. С некоторыми оговорками можно считать, что сообщество возникло по той же логике, по которой создаются общественные организации. Цели и сфера деятельности таких организаций самостоятельно определяются их учредителями. После того как организация создана, она открывает доступ в свои ряды всем, кто разделяет принципы, заложенные учредителями в концепцию деятельности организации. В сущности, это у нас и происходит, правда, неформально. Мы согласились в отношении принципа нашего объединения. Он обращает к главному, что есть в жизни людей, но не предполагает детальной проработки тех или иных богословских вопросов. Эти вопросы мы относим к компетенции Церкви, и в этом смысле мы не подменяем Церковь. В свою очередь, это освобождает наше сообщество от необходимости занимать какую-то определенную позицию в отношении конфессиональной структуры христианства или догматических различий. С другой стороны, наша вера, молитвы и стремление исполнить волю Божию обращенную лично к нам, как и стремление не помешать ее осуществлению в других, смиряет нас перед Богом. И в этом смирении мы не полагаем возможным ограничивать других людей в выборе их пути. Наш жизненный опыт наглядно показал нам, что руководство людьми возможно лишь в скромной мере, и что стоит эту меру по самоуверенности превзойти, как тут же содеянное обращается против самого человека.
В подобных беседах и работе лето пролетело быстро. Пора было возвращаться домой. Евгений обнаружил, что ему совсем не хочется уезжать из Зареченского. Поразмыслив, он решил остаться на зиму в поселке. Друзья спросили его, что он будет делать здесь зимой. Он ответил, что уберет лишнюю мебель из большой комнаты дома, перенесет туда несколько небольших икон и превратит ее в комнату молитвы. И что считает долгие зимние вечера очень подходящим временем для усердной молитвы. Степан одобрительно улыбнулся, а Алексей Коротков неожиданно сказал:
– Знаешь, Евгений, я хотел бы попробовать писать иконы. Если не возражаешь, напишу для тебя одну и привезу весной. Только какую?
– Спасителя. Очень рад, что ты так решил, – тепло ответил Евгений.
Еще большей неожиданностью для друзей стала просьба Ксении позволить остаться и ей. Она объяснила, что хотела бы украсить молитвенную комнату Евгения вышитыми полотенцами, поддерживать там постоянный порядок и иногда молиться вместе с ним. Евгений вопросительно посмотрел на Степана. Тот задумался, затем сказал, что попробует договориться с теткой Ксении. В телефонном разговоре Степан убедил тетку не препятствовать уже взрослой девушке в ее намерении остаться в Зареченском.
После отъезда Алексея и Степана Евгений и Ксения сосредоточились на молитве. Девушка действительно навела идеальный порядок в большой комнате и украсила ее красивыми полотенцами. А он увлекся составлением молитвенного правила и подолгу просиживал над Евангелием, из которого тщательно отбирал отрывки для использования в молитве. Понемногу молитвы прилагались к правилу, и оно становилось довольно большим. Каждую новую молитву Евгений зачитывал Ксении и спрашивал ее мнение. Девушка довольно толково отвечала, и порой он изменял текст молитвы, основываясь на ее словах. Они вместе молились, зажигая свечи и испытывая тихую радость от покоя, которые осенял их души. Из Н-ска к ним приезжали на выходные еще несколько человек, проявившие интерес к сообществу. Тогда накрывался стол и, как и летом, завязывались оживленные беседы.
Ранней весной друзья снова собрались вместе. Первым приехал Алексей, на несколько дней опередивший Степана, занятого хозяйственными делами. Он быстрым шагом направился к дому Евгения, бережно держа завернутый в ткань прямоугольный предмет. С порога Алексей воскликнул:
– Евгений, здравствуй! Я привез икону!
Они обнялись. Евгений осторожно развернул ткань и поставил икону на столик возле стены. Немного отойдя, вместе с Ксенией стал внимательно рассматривать икону. Лик Спасителя был написан строго по канону и как бы сдержанно. Но что сразу же привлекло внимание, это то, что от иконы незримо шла благодать, безошибочно угадываемая душами. Ксения вдруг заплакала, взяла свечу, зажгла ее и поставила на подсвечник перед иконой. В этот момент перед мысленным взором Евгения мелькнуло какое-то непонятное видение, будто стоит он некоем круге, и летят в него стрелы, и он не может покинуть круг. Страшное и сильное ощущение подлинности видения камнем легло на его сердце. Евгений упал на колени перед иконой и, протянув к ней руки, как в бреду прошептал:
– Прости мне все, Господи, и спаси.
Видение исчезло. Он тяжело встал и долго молча смотрел на икону. Молчал и Алексей. Через некоторое время, уже за чаем, друзья разговорились. Евгений спросил Алексея, как у него складываются отношения с женой.
– Как-то непонятно, – вздохнул Алексей. – После того как я написал икону, Диана стала молчалива. Потом как-то призналась, что в мое отсутствие зашла ко мне в мастерскую с недоброй мыслью: «Вот, этот бездарь теперь за иконы взялся, лучше бы малевал свои пейзажи». Но как только подумала это, луч света исшел на нее от иконы и она услышала голос: «Дам и Алексею, так как и его люблю». После этого случая Диана стала сдержанной. Прекратились и ее нападки на меня. Но она также стала задумчивой и неразговорчивой, и словно бы что-то решает для себя.