Солнце под землей. Стаханов и стахановцы
Шрифт:
К 1 мая 1942 года шахта Стаханова выполнила план на 140 процентов.
Вскоре шахтеры «Коксовой», в Кузнецком бассейне, обратились с призывом начать Всесоюзное соревнование угольщиков. Центральный Комитет ВКП(б) поддержал эту инициативу и рекомендовал начать соревнование рабочих всех отраслей промышленности, учредив для побелителей переходящее знамя ЦК ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны.
ВЦСПС и наркоматы разработали и опубликовали в печати условия Всесоюзного соревнования.
В наркоматах создали специальные секторы по подведению итогов соревнования и обобщения передового опыта. Такой сектор
Заместитель наркома угольной промышленности Егор Трофимович Абакумов, поздравляя Алексея с новым назначением, сказал:
– Нарком и мы, его заместители, считаем, и в ЦК партии с нами согласны, что для такого дела нет лучшей кандидатуры, чем твоя, Алексей Григорьевич. Пусть горняки знают, что в оценке их труда участвует сам Стаханов.
Подведение итогов социалистического соревнования оказалось делом сложным и кропотливым. Алексею Григорьевичу снова пришлось разъезжать по стране и на местах проверять результаты и изучать нововведения.
8 сентября 1943 года в Москве отгремело двадцать залпов артиллерийского салюта в честь Южного и Юго-Западного фронтов, освободивших Донбасс. Советские люди принялись за восстановление разрушенных, затопленных шахт и заводов.
Леонид Ильич Брежнев в своей книге «Возрождение» писал:
«Науки о восстановлении разрушенного не существовало, учебников, которые бы учили, как поднимать из пепла сожженные, разбитые, взорванные сооружения, не было. Все впервые, все сызнова. Сама задача была дерзка, и важно было не убить дух новаторства, надо было поощрять смелость у всех - у рабочих, инженеров, партийных работников... Люди ломали привычные нормы и, следовательно, шли на риск. Но это был риск оправданный и обдуманный, опиравшийся на знания, опыт, тонкий расчет».
Голодные, разутые и раздетые, разоренные военной разрухой люди принялись восстанавливать Донбасс. Это значило, что надо откачать из шахт 650 миллионов кубических метров воды, привести в порядок 2500 километров заваленных горных выработок (расстояние от Москвы до Парижа). А сколько еще предстояло работы по восстановлению из руин жилищ, поселков и городов! И весь этот титанический труд в основном ложился на женские плечи. Константин Григорьевич Петров, вернувшись в Донбасс, в своей книге вспоминал:
«Получил назначение к себе в Кадиевку и приказ: рыть «мышеловки» в районе нашей «Центральной - Ирмино». «Мышеловками» зовут мелкие шахтенки... Вырыли четыре штуки, три ствола и штольню. Техники нет, лошадей нет. Рыли женщины, они же вертели барабан (по шесть человек в упряжке), с помощью которого бадья с углем поднималась на поверхность. Централизованного снабжения нет, торговли нет, харчи доставай как знаешь. Из дохлых лошадей варили мыло, добавляли чебрец для душистости и давали в виде премии женщинам. Они это мыло меняли на картошку на базаре...
...В первую очередь мы решили пустить шахту «Благовещенка», для этого на шахту потребовалось доставить ланкаширский паровой котел. Он тяжелый, площадью девяносто квадратных метров. Погрузили его на большой лафет, а везти не на чем. Запряглись в упряжку восемьдесят женщин и повезли с горы на гору. На спусках женщины вцеплялись в колеса, тормозить-то нечем».
Такие примеры можно приводить без конца...
С группой инженеров в Донбасс приехал и Стаханов. Его уполномочил наркомат помогать местным руководителям шахт.
Алексей сразу же отправился на свою родную шахту «Центральная - Ирмино». Его шахта, на которой он впервые испытал тяжесть шахтерского труда, где познал дружескую помощь рабочего коллектива, шахта, где он установил всемирный рекорд на отбойном молотке, была варварски разрушена. Раньше Алексей любил издалека рассматривать вершину копра, на котором постоянно радостным светом сияла лампочка, извещавшая всю округу о том, что суточная норма добычи поднята на-гора. Теперь части взорванного гигантского стального «журавля» безжизненно лежали на земле, засыпанные битым кирпичом разрушенного здания шахтоуправления. Огонь уничтожил нарядную, ту самую, где Алексея впервые чествовали друзья-шахтеры, узнавшие, что он нарубал за смену шесть железнодорожных вагонов угля. Огонь снес все постройки, и открытые стволы шахт казались Алексею неизлечимыми ранами. Стаханов стоял у разоренной шахты, и слезы текли по его сразу осунувшемуся лицу. Он не стыдился их, как не скрывал своего горя сыновьего у могилы матери. А его шахта дала ему, Алексею Стаханову, новую, светлую и радостную жизнь. Неудержимый гнев против врага охватил его, придал новые силы.
– Ничего, будет на нашей улице праздник, - говорил он.
– Снова расцветет наш город, будут в нем жить веселые, добрые люди в хороших домах, красиво одетые. Никому и никогда не удастся нас сломить...
В городском комитете партии Стаханову рассказали, что в начале войны почти половина кадиевских коммунистов ушла на фронт, а остальные вступили в ополчение, в истребительные батальоны, в отряды ПВО. Пять полков ополченцев отправились воевать, а те, кто остался, с винтовками ходили на работу и по тревоге громили вражеских парашютистов или прорвавшихся через фронт разведчиков и диверсантов.
Там же, в горкоме, Алексею Григорьевичу показали секретный приказ, захваченный у фашистов, в нем говерилось: «Все, что не может быть вывезено, подлежит разрушению, а в особенности водопроводные и электрические станции, шахты, заводские сооружения, средства производства всех видов, урожай, который не может быть вывезен, деревни, дома...»
Оккупировав Донбасс, гитлеровцы рассчитывали воспользоваться его углем, но шахтеры оказали сопротивление. Возникли подпольные партийные и комсомольские группы, началась партизанская борьба. Кадиевский отряд произвел тридцать две боевые операции.
Фашистам не удалось пустить шахты, и за это они учинили расправу над горняками. Три тысячи жителей Кадиевки были расстреляны, двенадцать тысяч ирминовцев угнано в Германию.
Во время поездки по Донбассу Стаханов видел героический труд шахтеров, стремившихся в короткий срок восстановить добычу угля. Вот некоторые записи из его тетради того времени:
«На шахте номер десять каменщик Григорий Евтушенко за шесть дней сложил здание подъемной машины. Молодой монтер Иван Демин оборудовал подъем и за пять дней восстановил кочегарку. Когда понадобилось ремонтировать армировку ствола, он без клети спускался в глубокий колодец...