Солнце светит не всегда
Шрифт:
Серверджина знала, что все получится. Пока он выступал, она сидела в первых рядах и слушала с таким вниманием, как не слушала даже Велигда Лайтмера. Радовалась за него, как за себя.
И после его выступления она первая подходит к нему, чтобы поздравить. И говорит много-много хороших слов, немного поступившись своими правилами. И Ян слушает это с каким-то небывалым счастьем на лице, и у Серверджины внутри почему-то расцветает солнце от мысли о том, что причиной этого самого счастья стала и она тоже, потому что приложила к этому самую прямую руку.
А потом он говорит всего одну фразу:
–
И внутри у Серверджины все обрывается. Нора. Нора-Нора Цюрик. Которую он не упоминал с того самого дня, как узнал про ее моделированные сны. Которую она держала в своей голове, ведя с ней свою борьбу там же, хотя в реальности Ян о ней просто не говорил. О, как же было замечательно, когда никакой Норы не существовало! Она оставалась за гранью их жизни, хотя, разумеется, никуда не делась из жизни Яна. Просто она была там, за кадром. А главная роль доставалась Серверджине.
В ее горле тут же встает комок. Хочется поперхнуться, запить бы все это холодной водой или чем покрепче, но Серверджина, не будь она трижды Рафстер, держит лицо и холодно соглашается.
– Да, разумеется.
– Тогда я напишу ей, Джина, - Ян светится от счастья, в то время как она сама все больше мрачнеет внутри.
Нора Цюрик. Ну как же хорошо без тебя было.
После конгресса в их отношениях ничего не меняется. Проходит неделя, другая. Документы на патент поданы и отправлены. Как только заявка получит свое подтверждение более чем полностью, Ян станет обладателем целого набора исключительных прав, которые в течение тридцати лет будет передавать только Рафстерам. Так написано в договоре. Подстраховка по всем параметрам.
Когда заявка проходит все необходимые инстанции и Ян получает патент, никого это не удивляет. Серверджину в том числе. Она видит этот его восторженный, радостный взгляд, когда он узнает эту новость (от нее, конечно, от кого же еще). Тогда он, кажется, поддавшись порыву, хочет заключить ее в объятия, но Серверджина отстраняется, остужая его пыл. Ей все это не нужно, спасибо. Ян тут же берет себя в руки, и все становится на свои места. Но почему-то не лучше.
Может быть, потому, что над ними бледной тенью нависает она, незримое привидение. Нора.
Серверджине кажется, что она везде. В каждом взгляде, в каждом невысказанном слове. В каждом его отсутствии - когда ей кажется, что он непременно пойдет к Норе. Ну а куда же еще, собственно?
Это раздражает. А еще вызывает тревогу. Серверджина всегда была собственницей, но Ян давно уже принадлежал ей, а после тех событий… Они должны были сблизиться еще больше. Она ведь даже позволила ему задержаться с собой на равных. Хотя он и не спрашивал разрешения. Хотя на самом деле она ничего ему не позволяла, скорее, это он позволил себе не раскатать ее в бесформенное тесто. Но признаться себе в этом - значит переступить что-то посильнее гордости. Переступить себя.
Но быть Серверджиной Рафстер - значит с достоинством выходить из любой ситуации. Только трезвая голова и здравый расчет да немного позитивных эмоций на сладкое. Для душевного успокоения.
Серверджина решает поступить, как и всегда в таких случаях. Вообще, странно что она не прибегла к этому способу еще раньше. Не считала Яна Лайтмера еще до того, как начались их отношения. Хотя определенно стоило это сделать.
Просто тогда он не интересовал ее. Вернее, интересовал, но не в качестве самостоятельного субъекта. Он был сыном Велигда Лайтмера, очень похожим на него сыном, которым можно было заменить самого Велигда Лайтмера. Именно для этих целей Ян ей и требовался. Серверджина с большой радостью была готова смести десятки его отличий, лишь бы он сильнее напоминал своего отца. Стереть все его особенности, если это требовалось. Вместе с этим она вполне принимала его таким, какой он есть, на что-то закрывая глаза, например, на ту же влюбленность в Нору Цюрик.
Только кто же знал, что эта влюбленность станет помехой.
Теперь же Серверджина хочет знать ответ на один важный вопрос: значит ли эта девчонка для Яна еще что-нибудь или нет. До той реплики после конгресса она была уверена, что Нора как проблема устранилась сама собой, просто сойдя на нет. Ей казалось, что кроме нее, Серверджины, Ян больше ничего не видит. Ей казалось. Даже более, она в этом не сомневалась.
Ее позиции вышибли по всем фронтам в один момент.
Серверджина выбирает момент, когда Лайтмер уж точно не должен к ней заявиться. Делать такое при нем… Еще припишет что-нибудь на свой счет, что она, Серверджина, не может без него прожить. Конечно же, может. Или нет?
Настроиться легко. Было бы желание. Чем больше она жаждет считать человека, в которым по тем или иным причинам заинтересована, тем легче ее магия срабатывает.
Итак, она хочет считать Яна Лайтмера. Настроиться, закрыть глаза, сосредоточиться, наслаждаться хорошим спектаклем и…
И ничего. Серверджина вздрагивает. Словно бы на твердую стену наткнулась. Что такое? Неужели она так давно в этом не практиковалась, что утратила навыки? Не может быть. Ладно. Еще попытка…
И снова ничего. Серверджина холодеет. Затем ее берет злость. Она снова пробует, еще и еще, пока ее не окатывает глухая ярость. И жажда добиться результата уже не потому, что ей так нужен этот результат. А просто из принципа.
Но ничего не срабатывает. Она не могла разучиться. Не могла. Она же все делает правильно. Магия пытается считать и… Ничего. Проблема не в ней, Серверджине. Проблема в Яне. Она не может считать его не потому, что разучилась. А потому, что он оказался каким-то уникальным. Неподдающимся ее силам.
“Но я же не хочу ничего моделировать. Не хочу лезть в него слишком сильно. Мне не нужно считывать его полностью. Только узнать, любит ли он еще свою Нору Цюрик”.
Но ее доводы не убеждают неизвестную завесу, что сгустилась вокруг Яна, опуститься.
После десятков бесчетных попыток Серверджиной овладевает паника.
Что не так? Почему именно на нем пошел сбой? Что произошло? Почему?
Ей не хочется признавать поражение. Она и поражение? Это несовместимые вещи, которые никогда не должны были пересекаться! Ею овладевает бешенство.
Это просто уже вопрос сохранения собственного достоинства. Она должна считать Яна, просто обязана! Пусть даже это будет стоить всего, пусть он даже сломается больше, чем остальные. Это уже вопрос принципа. Ее виски просто плавятся от напряжения. Пробить, пробить неведомый заслон и сломать, сломать!