Солнце в кармане
Шрифт:
Но дед сдаваться не собирался:
— Едем к Семёну, — сказал Фальшивый Дед.
………………………..
Семёна, Степан Алексеевич и Егор нашли уж на машинном дворе. Рядом с трактором. Тот, увидев братца, воздел руки к небу и засеменил на встречу.
— Ой! Гляньте, кто прибыть соизволил! Ой, ты — курва мохнорылая! В старообрядцы сноровился, перестроечник херов?
— Перестань, по делу я.
— Ага, делами занялся, гляди ты! Не бось в дела ударился, как Нюрка до себя пускать перестала. Даже мордою не бось, до нижнего места на понюх не пущает. Верно, говорю? Верно! Бо образ ты имеешь Пиз-до-про-тив-ный!
Звон затрещины, кулаком в ухо, прозвенел на весь маш. двор. А дядька Семён только спотыкнулся, да за мочкой уха почесал. Несколько десятилетий тренировочных оплеух даром не прошли. Он подошел к боксу, поднял палку от лопаты и проговорил себе под нос:
— Как её, говоришь звали? "Э-ска-ла-ция? — Повертывая черенок в ладонях. Но тут же, сзади получил добрый подзатыльник. Такой, что кепка улетела с башки метра на два. А, резко обернувшись, злой, сразу подобрел лицом.
Передним стоял Фальшивый Дед. Невидимкой прошедший под их словесные прения. Семен Алексеевич поднял кепку и спросил у брата, уже без всякого ёрничества:
— Говори, что за дело?
……………………………….
Дело решилось без наскока, крестьянской хитростью и дефицитом в их местности проезжих дорог.
У мостика через ручей поставили трактор, якобы поломанный. А в воду, рядом с мостиком, понасыпали всякой острой окалины. Когда колонна подъехала. то на мат капитана пахарь с поломанного трактора лишь разводил руками.
Машина пошла в брод с крутого бережка. И, пшикая распоротыми шинами, там и осталась. Вторая машина попробовала с другого боку проехать — результат тот же.
Военные бросились подсоблять ремонту трактора, прогнав пахаря пинками от его агрегата. Завели, отогнали в сторону.
Колона трогается. И под первой же машиной мостик просто рассыпается на составляющие. Машина ныряет вниз, меж бетонных остов моста. Вот с ней теперь, без спец. техники — никак. В колонне есть кран, но ему не подъехать. Нужно вызывать помощь с другой стороны.
Капитан матерясь, схватил тракториста за шиворот и потребовал гнать до ближайшей мех. базы, плюя на экран мобильного — сотовые здесь не брали.
Только они уехали, как к военным подрулил мотоцикл Урал с коляской. В которой сидела милая старушка по имени Дарья Тимофеевна и какой-то заскорузлый старичок. Слово за слово, начальства нет — появился из коляски самогон.
Да такой забористый, что сморило скоро бедных солдатиков.
Уехала мотоциклетка.
Зато приехали другие машины, а с ними два автокрана. Егор тоже был там и каждую трубу каждый кусок металла осматривал в процессе выгрузки — погрузки. Интересное, не понятное — снимал на сотовый. Позже мужики по его снимкам вырежут примечательные места.
Управились не так что бы быстро, но уложились до захода солнца. А тем временем, тракторист так неосторожно быстро гнал на своем "Феррари" что слетел на "крутом" завороте с лесной дороги. Откуда выбрался быстрей капитана и скрылся в лесу.
Помятый капитан добирался хромыми своими двоими до маш. Двора. Маш. Двора Семена Алексеевича, конечно. Он один здесь работающий на сотню километров в округ.
Там его встретили серодобольные женщины и напоили от стресса местной наливочкой, настолько вкусной, что капитан не преминул отведать её еще раз. И еще раз… Утром его вернули к родной колонне. Где он застал спящих бойцов и пустые кузова грузовиков.
Что было дальше — описывать долго и муторно.
Только через полтора года представители военного ведомства получили две пары, изъятых как похищенные, ржавые скрученные трубы. А что делать? В тех широких местах тонны колчаковского золота до сих пор не сыскали, а тут какие-то трубы…
Так смеялись меж собой Фальшивый дед с родственничками. И Егор был с ними — и испытывал блаженство свершенного общего дела, а раскаянья — ни капли.
И наверно с легкости пьяной попросил слова и выложил, выложил всем собравшимся Деду, Семену и Степану — свою историю, историю этой базы, историю интриги Михаила Федоровича, про фильм и про Изделие.
После чего получил легкий подзатыльник, трепку по плечу и налитую кружку браги. Хотел уже пасть на колени перед Степаном Алексеевичем и просить руки его дочери Ольги, но не успел. Таёжная брага срубила его в сон раньше.
………………..
А ранним утром он проснулся не разбуженный требовательным солнечным лучом, он проснулся, почувствовав, чей-то пристальный взгляд разглядывавший лицо, а через него — душу беспечно раскрытую спящим телом.
Напротив него сидела старая женщина и подтирала слезы из широко открытых глаз кончиком платка.
— Здравствуйте, — не нашел ничего более подходящего другого сказал Егор. И только сев на кровати окончательно понял в свете утреннего солнца, что это не приведение. Что-то неуловимо знакомое было в лице этой женщины.
— Здравствуй, внучек. — Ответила бабушка.
Егора бросило в жар:
— А мы, что — родственники?
Она улыбнулась.
— Нет. Верно — нет. А могли бы быть. Твой дед так за мною ухлестывал. Так ухлестывал…. Очень ты на него похож.
И рассказала бабушка Надежда о молоденьком командире захаживавшем к ним на хутор, то молочка попить, то самогону прикупить. А потом начали они ходить гулять то по берегу речки, то в лес по грибы. И, конечно, Фальшивый дед однажды их встретил, отозвал Егория, сделал внушение. Но чекист не унимался, пришел еще раз. Тут дядья и отходили его оглоблями, как будто вора какого. А он, чуть подлечившись, пришел опять. И сразу деду в ноги. Женись мол, дедушка — благослови. А тот, на удивление не стал кочевряжится, согласился на свадьбу. Но только срок назначил на осень. Не получилось. Сначала случилось на объекте у него ЧП, а потом срочно перевели его в Москву. Обещал приехать, тоже не вышло. Только письма были. Вот и вся любовь.
Рассказывая это, бабушка постоянно промокала платочком сухие глаза. Потом ушла куда-то, а вернувшись, положила ему на колени большой коричневый бандерольной бумаги пакет.
— Вот, это он моей матушке оставлял, незадолго до отъезда в Москву. Просил мне не давать пока. Говорил, что расправится с делами и заберет меня в Москву. А это, говорит, родилось в тайге, пусть в тайге и останется. Не детям, а внукам нашим, говорит, передайте, когда они в разум войдут. Вы, говорит, дольше всех верно проживете. Не прожила мама дольше всех…. Мне отдала перед смертью, а я и не заглядывала. Сказал Егорий внукам, значит внукам…