Солнце в волосах
Шрифт:
Если вспомнить, как я жила тогда, то даже сейчас могу сказать, что мне повезло. Вряд ли Свахта знал, кто такой Бирт на самом деле, но чётко понимал, что такого народича гневить не стоит. Свахта был неглуп, так же как и чёрств. А уж его расчётливость пугала не только эльфов, но и некоторых людей. Уж не знаю, как эльфы приняли его в своём городе, где не каждый мог осесть хотя бы ненадолго, но Свахта обосновался в Нэвэрете так, что им пришлось смириться с его компанией. Думаю, в том была заслуга моего батюшки. Он, не выходя из Блуждающего леса, имел влияние по всему Нелита. Сколько бывало у нас гостей, когда я была маленькой! Скольким
Сейчас наша жизнь в лесу казалась сказкой. Когда я была маленькой, у нас гостили и гномы, и эльфы, и люди. Даже ярру приходили. И всем мой батюшка был рад. Ни один из гостей, что приходил, ни разу не нарушил законов Блуждающего леса. Хотя… теперь я догадываюсь, что были и те, кому было плевать и на Бирта, и на правила. Просто они не доходили до нашей покосившейся одинокой хижины.
Там у меня появились первые друзья. Эльф и гном. Не знаю, какими путями боги свели их, но как-то раз они пришли к нам и забрали меня от батюшки, чтобы провести по всему континенту.
Как я плакала! Мне было шесть, кажется. Но вскоре новые впечатления захватили меня и я уже сама рвалась в путь.
Гнома звали Зурб. Он был грубоват, прямолинеен и любил катать меня на плечах. Рассказывал кучу сказок, терпел все мои капризы и проказы. Мы часто пели глупые смешные песенки, смеясь от того, как Мальрис морщил свой совершенный тонкий нос, неприлично покрытый плебейскими веснушками.
Мальрис же был истинным сыном Энэко – эльфийской страны, что за Мраморной цепью. Он был молчалив, спокоен, редко смеялся, но когда улыбка озаряла его лицо, казалось, что где-то сквозь тучи выглянуло солнышко. Он учил меня искать следы, читать, врачевать и относиться к миру с любовью. Он, в отличие от гнома, всегда говорил со мной, как со взрослой. Всегда серьёзно, всегда показывая значимость того, что произносил.
Они оба, такие разные, но такие умные и яркие, дали мне то, чего не смог дать Бирт. Я потом это поняла. Тогда же наши весёлые приключения казались мне просто игрой. Батюшка правильно поступил.
Мы прошли с ними по всему Нелита. Посетили и побережья, и гномьи копи. Я побывала в обеих столицах: мрачном Баталоне и сияющей Нелита. Мне даже посчастливилось увидеть хрустальные башни Энэко с балкона пограничной крепости вблизи Амероля – самого западного порта Нелита. Мальрис постарался – людям туда ход закрыт. Но я была ребёнком, а к детям эльфы относятся куда нежнее.
Но самым счастливым был год, который я провела в Сидиене на попечении белого мага Хартхора. Наверное, именно тигры и привили мне эту непокорность, это свободолюбие, что всю жизнь, будто вездесущие грибы, пробивали каменную кладку воспитания Свахты.
Бирт отдал меня ему вскоре после того, как мои друзья привели меня назад в Блуждающий лес, что уже десятый год рос в одном и том же месте. Я возвратилась радостная, преисполненная впечатлений и знаний, которые мечтала применять дома, но батюшка решил иначе. Кажется, тогда мне было одиннадцать, может, двенадцать. И в тот раз я плакала совсем по-другому.
Я знала, что батюшка отпускает меня. Он говорил мне, что негоже девице сидеть с ним в лесу вдвоём, что мне нужно жить среди других народичей, что нужно не дичиться, не чураться, быть открытой миру. А я не понимала. Я хотела остаться с ним или чтобы он поехал с нами – бросил свою старую хижину, оседлал молодецки нашего старого мерина, и поехали мы в дали дальние.
Мы и поехали, но батюшка довёл меня тогда только до Приюта Хозяйки гор. Ни слова он не сказал, когда отдавал меня Свахте, даже на объятья и слёзы не ответил. Я тогда не знала, что попрощался он со мной намного раньше и уже навсегда.
И вот мне уже семнадцатый год, и уже три года, как мы осели в Нэвэрете после долгих блужданий по стране. К тому времени я привыкла, что я прислуга. Раньше смотрела на других девиц, что ходили с родителями в караванах. Они болтали ногами на телегах, перекидывались яблоками, спорили и шутили, учились торговому делу. А я работала. Благо хоть грамоту знала благодаря Мальрису да почитывала иногда в дороге, если чего перепадёт, но это редко бывало. Как-то занедужила, распереживалсь, Свахта ругался на меня, аж слюни летели. А одна из купчих подошла да объяснила, что у всех женщин бывает, ничего страшного. И присмотрела, чтобы Свахта оставил меня в покое на пару дней. Вот так у меня в жизни аж целых два дня была мама. А так… была и есть сиротка. Бирт же тоже мне неродной, в лесу нашёл да приютил, когда я совсем малюткой была.
Я жила в доме своего опекуна в Нэвэрете на улице Свечей. Той, что предпоследняя на склоне, где улёгся изящный эльфийский город. Выше была главная улица – Верхняя. А ниже три: Портовая у самого моря, где стояли таверны, склады, конюшни и доки, там же рядом рынок, что каждое утро и вечер галдел и торговался. Над ней ярусом Медная, где жили и творили ремесленники и мастера. Потом цветущая в любое время года улица Роз. Каждый дом на ней был покрыт цветами разных мастей и видов. Началось когда-то с особого сорта роз, что вывел один из основателей города, а дальше уж пошло кто во что горазд. Эльфы были бы не эльфами, если бы не расцветили всё всеми видами своего ботанического мастерства.
А между ними наша – улица Свечей. Мне она казалась особенно красивой по вечерам, когда во множестве витых подсвечников зажигались огоньки, рассеивающие туманный мрак и собирающие вокруг себя трепещущих крыльями бабочек. Там я и встретила его. Моего Эстэриола. Совсем юного. Худого и нескладного. Такого же дикого и одинокого сироту, как я.
Он всё твердил мне: «Да и Шут с ними! Главное, что мы есть друг у друга!». И был прав. Ничего не держало нас позади. Впереди туманные планы и мечты. Мы были счастливы.
Кажется, это был конец октября, когда я увидела его впервые.
Я встретила его на улице Свечей в совершенно обычный пасмурный день возле огромного книжного магазина, что держал уважаемый эльф Винэйрон. Эстэриол оживлённо спорил с хозяином, тряся у того перед носом худеньким кошелём.
С первого взгляда я прониклась к нему каким-то невиданным мне доселе… отвращением. Одним своим видом: этими лохмато-нечёсаными, собранными в небрежный хвост волосами, перевязанными, кажется, прохудившимся носком; этой неуверенной, но в то же время вызывающе-смелой жестикуляцией; своим недоэльфийским профилем, похожим на грубоватую копию картины известного мастера, он вызвал неожиданный шквал неприятия. Будто надругался над всем, что было у меня в душе, просто появившись, ворвавшись в мою линию жизни. Выглянувшее на секунду солнце лишь больше взбесило меня, позолотив выбивающиеся пряди, закрывающие лицо.