Солнце взойдёт
Шрифт:
— Уйдите, — проговорила Джейн.
— У тебя крем на носу.
— Я позову полицейского!
Незнакомец улыбнулся.
— Откуда ты знаешь, — сказал он, — может быть, я и есть полицейский?
— Тогда я позову другого полицейского. Сгинь, пропади!
Незнакомец закинул ногу на ногу и обхватил руками колени.
— Еще один кусочек атавизма, — произнес он, — хотя в какой-то степени более осмысленный. Какая это все-таки каша — человеческий ум!
Он исчез.
В последовавшем облаке ментальных статических разрядов Джейн внезапно осознала, что каким-то образом ухитрилась сесть на третье пирожное.
— Куда вы подевались? — произнесла она.
— Никуда не подевался, — ответил голос. — А ты знаешь, что сидишь на…
— Да.
— Ну вот, — сказал голос. — Телепатия. Теперь, пожалуй, можно и двинуться отсюда, как ты думаешь?
Джейн встала, собравшись уходить, повернулась и предприняла безуспешную попытку отчистить прилипшее пирожное.
— И не смейте, — предостерегающе сказала она.
— Я и не собирался, — был ответ. — Будучи духом, я не подвержен слабостям смертных; а даже если бы и был подвержен, не уверен, что удаление расплющенных кремовых пирожных с задних частей человеческого тела было бы моим излюбленным занятием. Если ты снова сядешь на скамейку, никто не увидит, что у тебя пирожное пристало к…
Джейн села. Ей не очень нравилось все это, но что бы она ни чувствовала, это не было страхом.
— Ну и что? — спросила она.
Ее окружал воздух, чистый и вопиюще прозрачный. Она уже начала думать, что, может быть…
— Прости, — произнес голос. — Задумался. Я все еще здесь.
Джейн уставилась прямо перед собой.
— Вы призрак?
— Нет, — ответил воздух. — Слово «призрак» означает кого-то, кто мертв. Поскольку я никогда не был жив, я не могу быть мертвым. Следующий вопрос.
Джейн повернула голову и медленно осмотрелась вокруг. Рядом с ней на расстоянии десяти ярдов не было ни одного дерева или куста, так что это не мог быть какой-нибудь идиот, упражняющийся в чревовещании. Голос звучал довольно тихо, но определенно откуда-то снаружи.
Она не знала, на что похожи голоса, звучащие внутри твоей головы, но эта передача несомненно велась со внешней станции. Она повернула голову обратно и снова уставилась перед собой.
— Ну и что? — повторила она.
— Если ты так и будешь сидеть на этом пирожном, — произнес голос, — ты окончательно испортишь юбку. Свежий сливочный крем и габардин плохо сочетаются друг с другом; по крайней мере, мне так говорили.
— Если вы уйдете, — сказала она, — я почищу юбку. Пока вы остаетесь здесь, видимый или нет, я не намерена потакать вашему извращенному чувству юмора.
Последовало долгое молчание; затем голос заговорил вновь. На этот раз, однако, он звучал определенно внутри.
— Теперь довольна? — спросил он.
— Конечно, нет, — ответила Джейн. — Убирайтесь!
— Я уже это сделал, — ответил голос. — Я вернулся в свой офис, сижу здесь и пью чай. Какого черта тебе еще нужно?
— Не смейте распивать чаи в моей голове, — возмутилась Джейн. — Я не позволю вам, слышите?
— И что ты сделаешь, высморкаешься?
Джейн яростно завертелась на своем сиденье, пытаясь отскрести пирожное. Она почувствовала раскаты хохота в своей голове.
— Прекратите, — потребовала она. — От вас у меня голова разболится. — Стенки ее черепа перестали вибрировать. Насколько она могла судить,
— Кто вы? — спросила она.
В ее голове загудело, и дошедшее до нее послание было лишено слов — лишь туманные расплывчатые образы, отталкивающие и привлекательные одновременно. То, что еще осталось от ее защитных механизмов, подсказывало, что ей лучше не понимать этого.
— Ну хорошо, — произнес голос, снова слышимый в ее голове. — Вот тебе три подсказки. Помяни меня — и я появлюсь; я не настолько непривлекателен, как полагают некоторые художники, и подобно твоему пирожному, я обычно предпочитаю держаться пониже. Точнее, — поправился он, — это поможет тебе идентифицировать главу нашего департамента. На самом-то деле мы скорее представляем собой команду. Однако, культ личности…
— Понимаю, — натянуто отозвалась Джейн. — Боюсь, я вынуждена настаивать, чтобы вы оставили меня в покое.
— Ты не можешь настаивать на чем-либо, если у тебя нет какого-нибудь «иначе», — ответил голос. — Что ты мне сделаешь, если я не послушаюсь?
— Я сотворю крестное знамение, — проговорила Джейн, чувствуя себя неловко.
Голос улыбнулся; этот голос мог улыбаться. Любой радиопродюсер стоял бы на руках от радости, услышав такой голос.
— Пожалуйста, если хочешь, — ответил он. — Это не принесет тебе ни малейшей пользы, а я буду оскорблен до глубины души. У нас тоже есть чувства, знаешь ли. Всем этим религиозным предрассудкам давно пора бы отойти в область истории, им не место в действительно просвещенном обществе. Но мы привычны к такому обращению. Мы делаем скидки.
— Могу я избавиться от вас?
— Вряд ли, — ответил голос. — Полагаю, ты можешь достать какую-нибудь из этих переносных стереоштуковин с наушниками и попробовать выпихнуть меня вон, но не уверен, что это доставит тебе больше удовольствия. Не то чтобы я был тщеславен, но — неужели ты бы предпочла, чтобы вместо меня в твоей голове громыхал «Деф Леппард»?
Джейн поразмыслила над этим.
— И долго вы собираетесь там оставаться? — спросила она. — Потому что если да, то, возможно, оно будет стоить того. К тому же кроме хэви метал есть и другие вещи, которые можно слушать громко. Я как-то ехала в поезде с человеком, который слушал в плеере «Gotterdammerung». [4] Его было слышно даже из вагона-ресторана.
4
«Сумерки богов» (нем.) — опера Р. Вагнера. (Прим. пер.)
— Угрозы, — холодно произнес голос, — это последнее средство, к которому прибегает тот, кто не умеет договориться. Кстати, ты имела в виду исполнение Солти или Караяна? Потому что я предпочитаю первое, оно более гармонично.
— Ну почему я не могу от вас избавиться? — воскликнула Джейн. — Из-за вас я опоздаю на работу.
— Ты сама впустила меня. Ты послушалась голоса искушения.
— Когда это?
— Ты сидишь на доказательстве, — самодовольно ответил голос. — Давай, сказал я тебе, расслабься, пошли все к чертям! Я, правда, не имел в виду конкретно этот способ, но в любом случае мое послание до тебя дошло.