Солнечное настроение
Шрифт:
Они говорили еще о чем-то, обменивались адресами, уточняли, когда и где можно встретиться прямо завтра, и как дозвониться до Калмахелидзе, и Анна что-то чирикала про дельфинов, а Ольга сидела, молчала, держала Шурку за руку и смотрела на Чижика. Анна напялила свои стопудовые очки и придирчиво рассматривала Шурку. Шурка наконец заметила очки Чижика и замолчала, открыв рот и забыв дышать. Потом заглянула Ольге в лицо и шепнула испуганно:
– Как твои, да?
Ольга молча кивнула, и они обе еще немного помолчали, а потом Шурка сказала, что ей пора, быстро клюнула Ольгу в щеку мокрыми детскими губами, неохотно поднялась и сразу быстро пошла прочь. Через несколько шагов остановилась, оглянулась и громко сказала:
– Оль, я тебя ни на минуту не забывала, честное слово. Анька, тебе повезло. У тебя все будет хорошо.
Несколько человек в толпе оглянулись на нее с недоумением и интересом, а она отвернулась и пошла очень гордой и независимой походкой, развернув узкие прямые плечи и высоко подняв голову. Совсем ребенок…
– Красавец какой… – Голос Игоря Дмитриевича вывел Ольгу из ступора. – Я таких красивых мужиков не видел никогда… Теперь понятно, почему ты за него пошла…
– Кто красавец? – не сразу поняла Ольга, проследила за его взглядом и искренне удивилась: – Это Шуркин отец, что ли, красавец? Ну и ну… Игорь Дмитриевич, да вы-то гораздо красивее.
И только увидев, каким растерянным стало его лицо, она поняла, что ляпнула что-то совершенно не то, и смутилась чуть не до слез, и хотела сказать, что имела в виду совсем не внешность, но это было бы и вовсе глупо, тем более что именно внешность она и имела в виду… Фу, как неловко получилось.
– Па, ты не веришь, что ли? – Анна похлопала отца ладошкой по щеке, обращая на себя его внимание. – Это буквально правда, ты красивее, чем Кощей Бессмертный.
Игорь Дмитриевич прижался головой к голове дочери и захохотал. И Ольга засмеялась с облегчением, и Анна хитро хихикнула в ухо отцу, а потом они услышали возмущенный галдеж целой толпы Калмахелидзе:
– Нет, как это понимать, слюшай? Мы их там ждем, ждем, а они тут развлекаются! Та шо ж таке робится? Батоно Игорю! Шо вы уси так смиетесь?
Игорь вытер глаза, обернулся к Калмахелидзе и радостно заявил:
– Братцы! Ольга и Чижик считают меня красавцем! Гораздо красивее Кощея Бессмертного! Можете себе представить?
– А шо, – согласилась Этери. – Я так можу.
И теперь уже захохотали все, а Ольга смеялась еще и потому, что она единственная совершенно точно знала, что ничего смешного тут нет, что это скорее грустно – как она может говорить о какой-то там красоте, как кто-то может вообще что-то там говорить о красоте, всю жизнь Григорий говорил ей, что она безобразна, ну, в лучшем случае – просто дурнушка, да и все остальные считали ее серой мышкой, просто не замечали, или откровенно жалели – до той минуты, пока она не сняла свои минус двадцать четыре… Ах, это же просто другой человек! С ума сойти! Кто бы мог подумать!.. И ведь все они думали, что делают ей комплимент. Нет, это не грустно, это просто глупо, это действительно смешно, и правильно все делают, что смеются, не плакать же, в самом деле…
Хорошо Шурке, она умеет плакать и смеяться одновременно.
Глава 24
Игорь никак не ожидал, что этот отдых получится таким трудоемким. Но как ни странно, Ольге весь этот сумасшедший дом, кажется, нравился. Главной буйно помешанной была, безусловно, Шурка. Прямо не девчонка, а стихийное бедствие какое-то. Калмахелидзе и так сроду терпением и кротостью не отличались, а в присутствии Шурки и вовсе пошли вразнос. На следующий же день после встречи Шурка заявилась к Калмахелидзе ни свет ни заря, прямо перед завтраком – а завтракали здесь обычно в восемь часов, – и сразу заявила, что умирает от голода, что мясо невинно убиенных животных не ест из принципа, что Этери – душка, батоно Павел – крутой мэн, дети – то что надо, а Кобу придется перевоспитывать, и она, Шурка, готова лично этим заняться прямо сейчас. Для этой цели ей, Шурке, необходим хороший кусок мяса: вы что, не видите, как бедный пес хочет кушать? Собаки не бывают злыми от природы, собаки бывают злыми только от голода. Тетя Катя, этот кусок в уксусе не вымачивали? Нет? Замечательно. Кобушка, Кобочка, Кобульчик, на-ка, бедненький, замори червячка… И кончай рычать, скотина, ты у меня сейчас получишь… Хочешь блинчик? Этери, с чем это у вас блины? С курагой? Теперь понятно, почему бедненький Кобыльчик их жрать не хочет! Где вы видели нормальную собаку, которая будет есть такой ужас? Кобаньчик, будешь яйцо? Батоно Паша, какого черта эта тварь ничего не жрет? Дети, перестаньте ржать, Ольга, не пихай меня локтем, Анька, скажи ей, чтобы не пихалась, тебя она послушается… Игорь Дмитриевич, что вы молчите, наведите, наконец, порядок, в этом доме есть хоть у кого-нибудь хоть какой-нибудь авторитет? Тетя Катя, мне еще чайку, если вам не жалко…
И так весь тот день. И так все дни с тех пор, потому что Шурка приезжала каждый день с утра и уезжала вечером на последнем рейсовом автобусе. И ее присутствие мгновенно влияло на всех вокруг самым пагубным образом: все начинали не говорить, а орать, не смеяться, а ржать, не ходить, а носиться сломя голову, и даже дельфины при ней, кажется, свиристели пронзительнее, плавали стремительнее, выпрыгивали из воды выше, и даже Катерина Петровна научилась громко напевать, моя посуду, и бегать трусцой за курами, роющимися в клумбе… И даже Ольгу Шурка однажды все-таки заставила пообщаться со старой дельфинихой Соней. Ольга послушно полезла в воду и, намертво вцепившись одной рукой в борт плотика, другой робко погладила Соню по спине. Соня шевельнулась, Ольга испуганно ойкнула, на этом общение закончилось, и Ольга опять попыталась утонуть, но Шурка выдернула ее из воды, бросила на плотик и свирепо обругивала добрых полчаса за вопиющую дремучесть вообще и за неумение наслаждаться жизнью в частности. Игорь смотрел на все это безобразие и изумлялся: Ольга не обижалась, а смеялась и весело огрызалась в том смысле, что Шурка и сама не бог весть какой светоч разума, а что касается наслаждения жизнью, так она, Ольга, прекрасно наслаждалась этой самой жизнью, пока ее не засунули в эту соленую вонючую гадость к этим скользким зубастым рыбам. Им было хорошо друг с другом, Ольге и Шурке. И Анне было хорошо с ними, Игорь видел, как Анна быстро приняла эту сумасшедшую Шурку – только потому, что та любила Ольгу без памяти, это просто в глаза бросалось. А ведь им опять придется расставаться. Конечно, не так, как тогда, три года назад. Теперь Шурка уже большая, теперь ей никто не запретит звонить и писать Ольге, и даже видеться они смогут – ведь все эти дни Шурка спокойно бросала родителей, хотя они вряд ли в восторге от всего этого… Господи, как все в жизни неправильно устроено. Игорь до боли в сердце предощущал то, что будет при расставании. Жалко Шурку. Жалко Ольгу. И Чижика жалко – как-то уж очень крепко она привязалась к этому рыжему электровенику… Вот если бы можно было собрать их всех вместе, и чтобы навсегда, и чтобы он рядом… хотя бы. Раз уж ничего больше ему не светит. Все-таки хорошо, что телепатии не существует. Вот бы поразвлекались все, кто его знает, если бы прочли его мысли. Или просто не поверили бы. Наверное, даже мать не поверила бы – она всю жизнь считала его жестким прагматиком. Да он и сам раньше не поверил бы.
Тяжелые холодные капли короткой очередью ударили ему в грудь, Игорь вздрогнул и открыл глаза. Над ним стояла мокрая, как ондатра, Шурка и старательно нацеживала в ладонь из резиновой шапочки очередную порцию водяного заряда.
– Выпорю когда-нибудь, – сурово пообещал Игорь.
– Это вряд ли. – Шурка с размаху шлепнулась на песок рядом с ним и вздохнула: – Мы завтра уезжаем.
– Кто уезжает? – не сразу понял Игорь. – Куда?
– Домой, – скучно сказала Шурка и отвернулась, вроде бы наблюдая за Ольгой и Анной, которые что-то искали в песке на границе прибоя. – Старики решили, что здешний климат на меня плохо действует. Скорее бы, что ли, восемнадцать. Не бежать же из дому, правда?
– Ты что говоришь-то? – Игорь даже испугался. – Не так уж все плохо, как тебе кажется…
– Конечно. – Шурка засмеялась и обернулась к нему. Лицо у нее было злое и отчаянное: – Разумеется, все не так плохо, как мне кажется! Все гораздо хуже.
– Шурка, перестань, – строго сказал Игорь. – Ты просто юная максималистка. В твоем возрасте это со всеми бывает.
– Эх, Игорь Дмитриевич, – надменно сказала Шурка. – Жизни вы не знаете и вообще горя не видели. И не смейтесь.
Игорь смотрел на эту пигалицу, и ему совершенно не хотелось смеяться.
– Ладно, чего ты… – Он осторожно протянул руку и неловко погладил Шурку по рыжим мокрым вихрам. – Все утрясется. Да и до восемнадцати тебе всего год потерпеть. А потом – лети на все четыре… Ага?
– Ага, – согласилась Шурка. – Я к вам прилечу… То есть к Ольге. Ну, это все равно. Ольга ведь у вас еще будет, да?
– Да, – горячо сказал Игорь. – А как же иначе?