Солнечные колодцы
Шрифт:
Все соловья на песню поднимало,
И он от удивления
Шалел!
Но, видно, от избытка вдохновенья
Не выдержало сердце у певца.
И смерть к нему пришла,
Как удивленье,
Забыв о том, что жизни нет конца.
***
Я говорю:
— Моя земля, — и слышу,
Как чутко откликается она,
Под сошниками благодарно дышит
И душу опьяняет без вина.
Я
Где ива нестареюще цветет.
Я говорю:
— Моя тропа, —
И знаю,
Куда она в итоге приведет.
Я говорю:
— Мой дом. Моя береза.
Моя шмелем прошитая трава.
Моей России трепетные слезы
И — да простит читатель строгий прозу! —
Моей любви высокие слова.
Да не осудит существо поэта,
Когда порою
Позволяю я
Сказать в стихах:
— Мой век. Моя планета.
Но век — не мой. Планета — не моя…
Когда бы век со мною был, по сути,
То матери не ведали бы слез.
И павшие во все эпохи люди
Могли бы слушать перелив берез,
Могли бы жить
И радоваться свету
Дышать землей весенней допьяна…
Так почему ж она — моя планета,
Когда на ней еще идет война,
Когда не ценят человека слово
И правда принимается в штыки,
Когда, быть может, разразится снова
Большой пожар рассудку вопреки?
Пока на нас наведены ракеты,
Я славлю нашей силы торжество.
Покамест существует в мире этом
Мир Ленина
И мир врагов его,
Я голосу моей Отчизны внемлю, как те солдаты,
Что в святом бою
Под пули шли не вообще за землю —
За дом родной, за Родину свою,
За мирный край,
Где соловьиным свистом
Оглашено заречье по весне,
Где облачко скользит в просторе мглистом
Навстречу народившейся луне…
Моя земля!
Мне жить по тем заветам
И верить,
Что смогу дожить,
Когда
Мне скажет сын:
— Мой век. Моя планета, —
И это будет верно навсегда.
О прошлом
Нашу землю
(Посмотри же!)
Прошлое украсило
Баррикадами Парижа,
Волгой Стеньки Разина.
Что кандальное железо
Против школы мужества!
«Варшавянка» с «Марсельезой»
Стали русской музыкой.
С ней сумели тьму осилить
Впереди идущие,
С ней идет
Моя Россия
В светлое грядущее.
***
Для
Давным-давно привычны
И безупречные часы,
И огонек,
Сокрытый в спичке,
И снег, и серебро росы,
И свет озер в лесных оправах,
И новый свет в таежной мгле,
И правда Ленина,
И слава
Людей, живущих на земле…
Сквозь все утраты и потери
Мы веру в разум берегли.
И вот
Согласно нашей вере
Стартуют в космос корабли.
Эпоха, стало быть, такая,
Что в городе или в селе
К полетам в космос привыкают,
Привыкнув к чуду на земле.
И, услыхав о приземленье,
Толкуют город и село:
— Ну что ж, обычное явленье.
Иначе быть и не могло.
Вечерние луга
На подсиненные снега
Стога отбрасывают тени.
Молчат
Вечерние луга
И отдыхают от метели.
Они молчат,
В себе храня
Тепло цветастого июля.
И каждый стог гудит, как улей,
Медовым запахом дразня.
Идешь лугами,
И молчишь.
И горько думаешь,
Что где-то
Стогами
Ввысь глядят ракеты
И расколоть готовы тишь...
Мне страшно думать,
Что уйдут
Стога, снега и лунный вечер,
Что этот мир давно не вечен,
Что травы вновь не зацветут,
Не будут
Новые стога
Вот так же, пережив метели.
Отбрасывать косые тени
На подсиненные снега.
Похоронки
Плачут ветлы и ракиты
Осенью и по весне…
Плачут вдовы
По убитым,
По забытым на войне.
Заросли травой воронки
На виду у тишины.
Но, как прежде,
Похоронки
Пахнут порохом войны.
Пахнут порохом,
Слезами,
Дымом дальних рубежей
И лежат
За образами,
За портретами мужей
Похоронки! Похоронки
На груди моей земли
Поросли травой воронки,
Вы быльем не поросли.
Вам и верят и не верят,
Хоть прошло немало лет.
По ночам открыты двери,
Ждет кого-то в окнах свет.
Что там годы
За плечами
Деревень и городов!
Безутешными ночами
Вас тревожат руки вдов.
Вы, как прежде, руки жжете.
– Не придет! – кричите вы.
К сожаленью, вы не лжете,
Вы безжалостно правы.
Потому кричите громко,
Что ничто не изменить…