Солнечные узоры
Шрифт:
Среди однообразия незамысловатых наличников на некоторых избах села сохранился древний мотив, изображающий головы коней, вплетенных гривами в витиеватый растительный орнамент. Бег пролиловочной резьбы выписывал «коруну» и спадал по косякам наличников. Давно был забыт языческий символ коня-бога солнца, но как прочно сохранилось в народном творчестве его изображение. Крестьянское искусство, затухая, нет-нет да и вспыхивало как смутное воспоминание дней детства, запечатлевалось яркими всполохами на наличниках окон — красном лике избы.
На другой стороне Дубны
Далее, вверх по реке, рассыпались когда-то оживленные и крупные села и деревни. Их дома то забирались двумя порядками на высокий изволок, то, как брошенные из горсти камушки, спадали в лощину. И везде по этим селам стояли внешне непримечательные, но добротные дома, крытые на три ската с неизменной сединой драночной кровли. Избяной сруб, посеребрившийся от вьюжных ветров, долгих осенних дождей и лучей солнца, казался пришедшим из напевных русских сказок.
В этих дубнинских селах редко мелькнет свежерублеными венцами изба. Разве что старый сруб забелеет новой обшивкой, справленной хозяевами скорее для тепла, чем для ушедшей моды. И только вид обширных колхозных дворов с коровниками на двести голов и водонапорных башен, соперничающих со старыми колокольнями, не дает подумать, что попал в край пошехонской старины.
Какова же она, страна М. Е. Салтыкова-Щедрина? Позже мы отправимся по этому маршруту, а сейчас на автобусе проедем от Старикова в город Талдом — оплот деревянной застройки. Вот там-то мы воочию сможем убедиться, откуда пошла пресловутая архитектурная мода, ставшая характерной для облика большинства сел и деревень нынешнего Талдомского района, а в прошлом для всего Дмитровского уезда.
Полстолетия назад Талдом являлся крупным селом. Таковым его центральное ядро сохранилось до нашего времени без заметных изменений, поскольку современная многоэтажная застройка города распространяется на северо-восток и юго-запад.
Немного осталось городов типа Талдома, где в неприкосновенности сохранилась не только планировочная структура, но и весь небогатый набор старых общественных зданий — торговых рядов и купеческих особняков, построенных в кирпиче и этим подчеркивающих свое особое положение в общей деревянной застройке.
Весь старый Талдом состоит из четырех длинных перекрещивающихся улиц, занятых двухэтажными кубоватыми, или, если сказать вернее и образнее, комодообразными, домами. Эти дома, как правило, обшиты тесом с раз найденным и исполненным будто одной рукой украшением — плетеным орнаментом сквозной резьбы.
По карнизам домов проглядывает нечто напоминающее классический архитрав с дальним отзвуком триглифов и метопов, совершенно чуждых народному зодчеству. Обрамление слуховых окон светелок преувеличено до немыслимого барочными формами надстроек, анекдотически схожих с треуголкой Наполеона или с головным убором городничего из гоголевского «Ревизора».
Но, присмотревшись внимательнее, замечаешь едва уловимые детали, разряжающие монотонность впечатления. То покажется на наличниках резной конек, а то и нечто оригинальное, как, например, на окнах дома № 60 по Горской улице. Эти двойные арочные фрамуги окон переносят нас в мир билибинских иллюстраций теремного зодчества. И, как бы подтверждая наше сравнение, на наличниках окон проглядывают остатки полихромной росписи, размытой дождями я временем. Все же легко представить себе яркость голубого, красного, терракотового и белого цветов, когда-то пылавших на фасаде этого дома.
Мы были в Талдоме зимой. Мороз стоял крепкий. Мы стоически переносили его. Было что-то поэтичное в кажущейся стандартной монотонности домов, над трубами которых стояли дымы. Жили мы в гостинице, расположенной в типичном для Талдома деревянном двухэтажном доме с манерной кровлей светелки. В гостинице было хорошо натоплено — мечта всех промерзших до костей путников. Наш номер с высоким потолком был так уютен. И что мы привередничаем, ищем постройки с охлупнями, причелинами, посомами и помочами? Отжили они свое. Народные мастера стали строить проще, больше думая о добротности построек и вольготности жилых помещений.
Живет дальний в Подмосковье город Талдом. Сюда не проложена еще электрическая дорога. Но тем, кто живет здесь, очевидно, так нравятся и этот край и эти дома, теплые в стужу и прохладные в зной, что строят они на старом месте взамен обветшавших домов подобные им жилые хоромины. Такова здесь сила традиции, идущей от здравого практического смысла.
В Талдоме на площади близ торговых рядов стоит кирпичный особняк, облицованный глазурованной «муравленой» плиткой. Он красив, этот купеческий образчик стиля модерн. В таких особняках интерьеры, освещенные зеркальными окнами, всегда просторны и удобно расположены. Ныне в здании размещается экспозиция краеведческого музея.
Здесь мы узнали, что имя города финского происхождения, смутно обозначающее некий хозяйственный дом. Но слово «талдум» есть и в татарском языке. Перевести его на русский можно примерно так: «стой», «устал», «остановка». Как бы там ни было, село образовалось на старинном пути, связывающем Москву с верхневолжскими городами. Вполне вероятно, что и существовал здесь путевой стан, где можно было отдохнуть. Первое документальное упоминание о Талдоме относится к 1677 году. Тогда Кашинская летопись сообщила, что село состоит всего лишь из семи дворов и принадлежит тверскому архиепископу.
Впоследствии Талдом хотя и медленно, но подрастал, и к 1917 году это уже было крупное село, промышлявшее скорняжным и кожевенным делом. В 1920 году Талдом становится городом, признанным центром производства обуви.
В краеведческом музее города, основанном в том же 20-м году, один из залов занят под экспозицию предметов из усадьбы М. Е. Салтыкова-Щедрина в селе Спас-Угол Талдомского района. Усадьба не сохранилась до нашего времени, а село стоит на том же месте, преображенное до неузнаваемости.