Солнечный свет

Это была глупость – но, казалось, эту глупость можно себе позволить. Долгие годы на озере ничего не случалось. И оно было так восхитительно далеко от остальной моей жизни.

Вечер понедельника у нас посвящен кино: так мы отмечаем окончание очередной недели. В воскресенье закрываемся в одиннадцать ночи или в полночь, тащимся домой и заваливаемся спать. А понедельник (за вычетом нескольких национальных праздников) – наш выходной.

По понедельникам приходит Руби со своей когортой и атакует кофейню с таким количеством новейшего взрывоопасного снаряжения, что хватило бы укротить Годзиллу: в эти чугунные солдатские головы с одной извилиной никогда не приходила мысль пригласить парочку уборщиц на помощь в их славной борьбе с мародерствующими

шестиногими. Впрочем, благодаря Руби «Кофейня Чарли» – единственное, наверное, место в Старом Городе, где ты в безопасности от местных тараканов размером с бурундука. Только услышишь шуршание, когда они будут пробираться по щебенке снаружи.

Традиция вечернего кино в понедельник зародилась семь лет назад, когда я начала выбираться из постели в четыре утра, чтобы поставить хлеб в печь. Первые посетители приходят в шесть тридцать и заказывают наши «булочки-с-корицей-размером-с-вашу-голову». А булочки пеку именно я. Оставляю тесто на ночь, и в четыре тридцать оно – пышное, подошедшее – уже ждет меня с нетерпением. К. шести часам, когда Чарли приходит сварить кофе и открыть кассу (а в теплое время года – и начать расставлять столики перед входом и вниз по переулку), запах сдобы уже слышен. Около пяти появляется один из меньших любимчиков Руби для утреннего сеанса зачистки. Исключение – вторники, когда кофейня блестит, и я надрываюсь, пытаясь заставить размягчиться тугое, вязкое, застывшее за тридцать часов в холодильнике тесто.

Чарли – одна из опор моей Вселенной. Он достаточно повысил мне зарплату, когда я закончила школу (диплом средней школы – за красивые глаза и заступничество эксцентричной учительницы английского) и начала работать полный день, чтобы я смогла позволить себе жить отдельно. А главное – он поговорил с мамой, чтобы она мне это позволила.

Но подъем в четыре утра шесть дней в неделю накладывает отпечаток на общественную жизнь (хотя, как напоминает мама, будучи в плохом настроении, если б я все еще жила дома, то могла бы вставать в четыре двадцать). Поначалу вечер понедельника принадлежал только нам с мамой, Чарли, Билли и Кенни; иногда являлась парочка ребят из кафе. Но постепенно присоединялись все новые люди, и теперь на посиделки приходили все желавшие отдохнуть работники плюс несколько посетителей, ставших друзьями. (Когда Билли и Кенни подросли, выбор фильмов тоже расширился. В первый вечер понедельника, который ознаменовался фильмом не из категории «для семейного просмотра», мы открыли бутылку шампанского).

Чарли не умеет отдыхать и даже в выходные делает что-нибудь по дому, – так он постепенно снес большинство внутренних стен на первом этаже, чтобы все возрастающая толпа могла свободно разместиться. При этом становилось лишь заметнее, что моя жизнь неотделима от кофейни. Все мои друзья были из персонала или завсегдатаев. Я и с Мэлом-то начала встречаться, потому что он работал помощником повара по будням и оказался незанят и вполне недурен собой. Притягивала и его аура «плохого парня» – мотоцикл, огромное количество татуировок, – и отсутствие видимых недостатков. (Баз тоже был незанят и симпатичен, но что-то меня всегда от него отталкивало – все решилось, когда Чарли застил ею шарящим в кассе). Я счастлива в пекарне. Лишь иногда я чувствую, что, когда уйду отсюда, мне захочется уйти подальше.

На этой неделе маму одолел очередной приступ хандры, и она была на ножах со всеми, кроме посетителей, которых просто не видела. Она сидела в кабинете с документами и задавала перцу любому из наших поставщиков, ежели те вели себя неподобающим образом. Меня уже давно донимали проблемы с машиной, и я жаловалась на счет за гараж каждому, кто слушал. Несомненно, мама слышала об этом не раз и не дна, по ведь и я частенько выслушивала от нее очередную историю про парикмахера (она, Мэри и Лиза ходят к Лине, похоже, только для того, чтобы потом обсуждать ее личную жизнь – благо тема неисчерпаема). Но в воскресенье вечером она услышала мой разговор с Киоко, вернувшейся после пятидневной болезни, и взорвалась. Она кричала, что, если бы я жила дома, машина мне была бы вообще не нужна; что она беспокоится из-за моего ежедневно усталого вида; и когда я, наконец, прекращу

витать в облаках, выйду замуж за Мэла и нарожаю ему детей? Можно подумать, мы с Мэлом собираемся пожениться – это ведь даже не обсуждалось. Мне было интересно, как бы мама восприняла появление на свадьбе остатков байкерской банды Мэла – то есть, тех, кто еще жив – длинноволосых, с «Рухами», «Грифонами» (даже у Мэла до сих пор есть старый «Грифон» для особых случаев, хотя там подтекает масло) и сомнительным поведением. Ребята никогда не показывались компанией возле кофейни, но уж на той свадьбе, о которой маме мечталось, она бы их непременно заметила.

А насчет детей напрашивался вопрос: кто будет присматривать за ребенком после того, как я встану в четыре утра и уйду печь булочки с корицей? Мэл, как и я, работал не покладая рук, особенно с тех пор, как стал шеф-поваром – ребята взбунтовались и заставили Чарли признать, что он либо отдаст кому-то часть работы, либо умрет от усталости. Так что вариант с отцом-домоседом – не вариант. Хотя, на самом деле, я знала, что моя семья справилась бы с этим. В свое время одна из наших официанток забеременела, будущий отец сбежал в другой город, а собственная семья вышвырнула ее на улицу. Мама и Чарли взяли ее к себе, и все мы сидели с ребенком по очереди, успевая управляться и с кофейней. (Мы только избавились от маминой сестры Иви и ее четверых детей, которые не покидали нас года два – одна мать и один ребенок казались в сравнении с ними сущим избавлением, особенно после хронически беспомощной Иви). Барри сейчас уже во втором классе, а Эмми вышла за Генри. Генри – один из наших постоянных посетителей, а Эмми до сих пор работает официанткой. Вот такая у нас кофейня.

Мне нравилось жить одной. Я любила тишину – и чтобы, кроме меня, ничто не двигалось. Я жила на втором этаже обширной бывшей усадьбы на краю федерального парка, хозяйка дома – на первом. Когда я пришла посмотреть на дом, старая леди – очень высокая, очень прямая, глядевшая сквозь меня, – смерила меня взглядом и сказала, что не любит сдавать комнаты Молодежи (она сказала это так, как вы могли бы сказать «Гадость»), потому что они не спят по ночам и ужасно шумят. Мне она сразу понравилась. Я объяснила, что действительно не сплю по ночам – встаю в четыре утра и иду печь булочки с корицей для «Кофейни Чарли». Она немедленно перестала хмуриться и пригласила меня войти.

Только спустя три месяца после выпуска из школы мама смирилась с моим переездом – и то благодаря воздействию Чарли. Я загодя читала украдкой объявления о съеме комнат в газете и звонила по адресам, когда мама не могла меня слышать. Доступные по деньгам в большинстве случаев повергали в уныние. Эти же комнаты, расположенные над бывшим амбаром, верхний этаж длинного запутанного дома, были идеальны, и старая леди, должно быть, увидела, что, говоря это, я действительно так думала. Я чувствовала, как осветилось мое лицо, когда она открыла дверь наверху второго пролета лестницы, и солнце будто хлынуло во всех направлениях. Балкон гостиной – прежний сеновал со снятой крышей, теперь выходящий в сад, – был (и до сих пор остался) без занавесок.

К моменту подписания договора об аренде мы с будущей хозяйкой уже почти подружились, если вообще можно подружиться с особой, которая одной своей осанкой заставляет другого чувствовать себя неуклюжим троллем. Возможно, меня просто вело любопытство: в ней чувствовалась некая тайна; даже ее имя было необычным. Чек я выписала на имя «мисс Иоланды». Никаких там Смитов, Джонсов или даже Фитцалан-Говардов. Просто мисс Иоланда. Но она была всегда приветлива со мной и не лишена человеческих слабостей: я принесла ей еду из кофейни, и она все съела.

Чтобы выжить в малом ресторанном бизнесе, нужен особый ген кормления людей; у меня он доминантный. Этим не будешь заниматься за деньги или чтобы занять время. Поначалу это носило эпизодический характер – я не хотела, чтобы она заметила, что я пытаюсь ее подкармливать. Но ей каждый раз было так приятно, и потому подкармливание вошло в привычку. Она сразу же снизила квартплату – должна признать, это было просто даром судьбы, потому как к тому времени я поняла, во что обходится содержание машины – и просила не называть ее больше «мисс».