Солнышкин плывёт а Антарктиду
Шрифт:
К этому времени «Даёшь!» дал задний ход, и все увидели, как в краснеющую с каждой минутой глубину опускается тело убитой акулы.
Конечно, свысока трудно было разглядеть, что на её морде вышита буква «Т». А Пионерчикову тоже было не до этого.
И только Тая вздыхала, глядя в воду: там тонул её любимый пододеяльник с красивой буквой «Т», который она выронила от испуга, увидев, как Пионерчиков прыгает за борт.
— Шут с ним, с пододеяльником! — сказала она. — Главное — штурман жив, целёхонек.
НЕКОТОРЫЕ
— Стоп, машина! Шлюпку на воду! Моряков и Перчиков летели по трапу через три ступеньки. Солнышкин катил впереди себя спасательный круг, а Пионерчиков уже взбирался по штормтрапу, который держали Федькин и Бурун.
— Что случилось, что это значит? — спросил Моряков.
Но мокрый победитель акулы, перебросив через борт ноги, направился к артельщику и размахнулся так, что у Стёпки заранее взбухла щека и показалось, будто корабль накренился влево.
Пионерчиков занёс руку. Пионерчиков развернул ладонь, он уже сам слышал звон горячего шлёпка. Но по пионерским законам и морским правилам этого делать не полагалось. И победитель акулы стукнул дублем о крышку канатного ящика.
«Хе-хе, сдрейфил, — подумал артельщик. — Ничего, мы ещё себя покажем». И он покосился в сторону Жюлькипура.
— В чём дело? — ещё раз громко спросил Моряков. Он нервничал: до приёма космических сигналов оставались считанные минуты, а на судне разгорался скандал.
Корма была полна народу.
— За борт артельщика! — кричал Мишкин. — Он травил Солнышкина.
— Перчикова на необитаемый остров высаживал, — сказала Марина.
— Макароны из-за него подгорели! — крикнул с камбуза Борщик.
— И кроме всего, он мошенник, мошенник! — вспыхнул Пионерчиков, который до сих пор не оделся и держал в руках брюки.
— Так-ак, — сказал Моряков. — Так. Что же мы с ним сделаем?
— За борт его! — взмахнул кулаком Солнышкин. — А в лодку ему десяток сарделек и пять бутылок «Ласточки», как он когда-то Перчикову!
Артельщик, как толстый барбос, прижался к стене. Кажется, наступало время расплаты. Команда ждала решения.
Суровый Пионерчиков прошёлся по палубе и сказал:
— Вынесем выговор!
— За что? — взвыл артельщик, хотя сам чуть не обезумел от радости. Такое решение его устраивало.
— Так выбросим или выговор? — Моряков обвёл глазами команду.
— Выговор, — сказала Марина, — а ключи от артелки передать боцману.
— Протестую! — загнусавил Стёпка. — Я протестую!
Теперь-то он оставался на корабле. Ничего, лишь бы добраться до Жюлькипура, а там — он ещё поговорит с этими Перчиковыми-Пионерчиковыми. И вдруг, на удивление самому себе, Стёпка выпалил:
— Я протестую! Я объявляю голодовку!
— Что? — спросил Перчиков.
— Что-что? — повторил Солнышкин.
— Голодовку! — сказал артельщик и швырнул боцману ключи.
— Ну и обидел! — захохотал Мишкин.
— Врёт, — сказал Пионерчиков.
— А вы, — повернулся на его голос доктор Челкашкин, — а вы зайдите-ка, пожалуйста, на минутку ко мне.
— И ко мне тоже, — сказал Моряков и бросился в радиорубку.
Солнце село, на небе горели звёзды, и вот-вот должны были раздаться далёкие таинственные сигналы. Сигналы космической цивилизации.
СИГНАЛЫ КОСМИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Ночь была в тысячах мерцающих огней. Корабль тёрся щеками о бархатную темноту, за бортом мягко шелестела вода. Моряков любил такие часы. Тысячу раз он проходил под южными созвездиями, но всегда замирал перед этим небом и готов был снять свою капитанскую фуражку перед каждой далёкой звездой. Звёзды вежливо отвечали ему лёгким всплеском и заглядывали в рубку, словно просились в гости. Казалось, протяни руку — и какая-нибудь из них опустится на ладонь и начнёт удивительный рассказ.
Но это, конечно, только казалось.
Теперь звёзды должны были говорить в самом деле. И Моряков шёпотом спрашивал у Перчикова:
— Ну что?
— Молчат, — хмуро сдвинул наушники Перчиков.
— А может, что-нибудь с антенной? — спросил Моряков.
— Проверим, — сказал Перчиков и полез на стул, но руки его не дотягивались до потолка.
— Становитесь на плечи, — сказал Моряков и подставил спину.
Перчиков замигал.
— Не валяйте дурака, Перчиков, дорога каждая секунда!
Перчиков поставил ногу на могучее капитанское плечо и сразу услышал, как в наушниках затенькал далёкий угасающий звук. Перчиков едва не полетел на пол. Но удержался и продолжал слушать.
— Поднимите выше.
— Что? — затаив дыхание, спросил Моряков.
— Выше! — сказал Перчиков. Капитан распрямился. Радист упёрся лбом в потолок и закричал:
— Есть, есть! Понял, понял! — И, соскочив, он показал на иллюминатор: — Видите, взошла луна и появились сигналы.
— Ну и что? — спросил Моряков.
— Они отражаются от луны. А если к ней приблизить нашу антенну, если поставить её на носу, звуки усилятся! — живо объяснил Перчиков. — Ведь судно идёт носом к луне!
— Гениально! — воскликнул Моряков. — Просто и гениально! — И с переносной антенной, растягивая за собой провод, он шагнул в темноту.
На палубе стояла жара. Тут и там раздавались храпы. Протяжно посапывал сам океан. Моряков миновал мачту, перешагнул через Буруна, который ворочался с боку на бок и во сне умолял свою старуху: «Да хватит топить, жарко!» — и вдруг услышал крик Перчикова: