Шрифт:
Annotation
О силе музыки и палаче внутри нас.
Соло для души
Соло для души
Соло для души
Перед моим выступлением в зале всегда тихо. Я давно привыкла к этой угрюмой тишине. К липкому страху, пропитавшему все помещение. К лютым взглядам, которыми одаривают меня самые смелые слушатели. Большинство же предпочитает притворяться, как будто им все равно.
Они все мечтают о моей смерти. Или о том, чтобы меня поразила болезнь, из-за которой я не смогу работать. Но все послушно сидят и ждут начала концерта.
Я никогда не спешу. Я все еще помню цветной мир, и мне все еще жаль этих несчастных. И я, как могу, оттягиваю момент, после которого их жизнь навсегда изменится: подкручиваю винт бочонка,* натираю волос канифолью, потом откладываю смычок и настраиваю инструмент. Струна ля первой октавы - по камертону, и далее, каждый раз ниже на чистую квинту** - струны ре, соль и до. По залу плывут густые бархатные ноты нижнего регистра***, звонкие и немного гнусавые - верхнего. Я включаю запись аккомпанемента - этого вполне достаточно для работы - и начинаю играть.
Сегодня у меня только один слушатель: седой мужчина, почти старик, расположился в первом ряду, хотя был волен выбрать любое удаленное от сцены место. Обычно так и поступают, словно расстояние может превратиться в преграду для музыки.
Он ждал моего появления: встать не посмел, но всем телом подался вперед, нервно и, как мне показалось, жадно всматриваясь в мое лицо.
– Госпожа?..
– Учитель?!
Я узнала его по голосу. Когда мы виделись в предыдущий раз, мой учитель уже был не молод. Сколько лет прошло? Много... Время окончательно смыло краску с его волос, стерло знакомые черты: блеклая ветхая кожа складками висит под подбородком. Даже глаза выглядят незнакомыми. Прежде дымчатые, жаркие, пронзительные, теперь - тусклые, застывшие, понурые. Только в голосе сохранилось что-то от прежнего наставника. Впрочем, я всегда лучше запоминала звуковые образы.
Старик, но все же почти. В нем нет дряхлости - прямая осанка, широкие плечи, руки не дрожат, только пальцы нервно постукивают по подлокотнику кресла.
Мне никогда не запрещали разговаривать с приговоренными. Зачем? Никто и не пытался начать беседу - ни они, ни я. Но сейчас я отложила футляр с инструментом и спустилась со сцены.
– Учитель, я...
– Не называй меня учителем.
– В его голосе мне послышались горечь и... стыд?
– Я предал тебя.
Привычные ощущения: внутри все сжимается, скручивается в тугой узел. Я всегда готова к самому худшему. С тех самых пор, как мир для меня стал серым. И почему-то я сразу понимаю, о каком предательстве говорит мой учитель.
Теперь мне кажется, все предопределилось в тот самый момент, когда я взяла в руки свою первую скрипку. А когда-то - я еще помню - верилось в мечту. Одинаково сильные способности к магии и музыке позволили мне выбрать профессию врачевателя. И всегда рядом был он, мой учитель.
Он преподавал мне технику игры и показывал первые музыкально-магические плетения. Он гонял меня до судорог в пальцах, заставляя отрабатывать гаммы и этюды. Он же придумал поменять скрипку на альт, когда я выросла, и из маленькой крепкой девчонки вдруг превратилась в крупную статную женщину с длинными и сильными руками. «Скрипачек много, - утешал он, когда я рыдала, вынужденно привыкая к новому инструменту, - а ты будешь уникальна. Женские магические узоры в сочетании с голосом альта позволят тебе излечивать редкие болезни».
Упорство и труд помогли мне стать неплохой альтисткой и даже заслужить звание «виртуоз-врачеватель». Я работа в клинике, на кафедре у любимого наставника. Он гордился мной.
А потом случилась беда.
Один из пациентов внезапно умер после назначенного мною лечения. Я не всегда сама играла на альте. У меня в подчинении работали студенты-практиканты, выполняющие самые разнообразные поручения. Одного из них я и попросила сыграть простую обезболивающую мелодию. Конечно же, я не сомневалась, что студент справится. А больной скончался. Причем не от своего основного заболевания - от моей мелодии. Экспертизы, проверки, допросы... И меня обвинили в убийстве.
Врачеватель не имеет права на ошибку. Таков закон.
– Да, это сделал я, - продолжает учитель.
– Я подменил то назначение. Студент действительно ничего не знал и отработал по написанному.
Бесцветный мир постепенно теряет и серые оттенки, чернота сгущается вокруг меня и давит, давит, давит...
– За что?
Только это я могу произнести вслух. Внутри кипят и кричат сотни слов, но горло снова сжимает невидимая петля угнетенности.
За что, учитель? Почему вы так со мной? Я верила вам, словно самой себе. Даже больше, чем себе. Вы уговорили, убедили - так будет лучше. Я до сих пор помню, как это было.
Комната для свиданий в чем-то даже уютна: мягкая мебель и цветочные горшки повсюду. В тюрьме не страшно. Главное - изолировать от общества и лишить инструмента. Наверняка они знают, насколько тяжело для мага-музыканта остаться без практики. И поэтому заключение - это пытка.
Учитель пришел ко мне в самом конце следствия, накануне передачи дела в суд. Я надеялась на его помощь, но все, что ему удалось сделать - это договориться о сделке.
– Если ты признаешь свою вину...
– Нет. Я не могла ошибиться.
– Девочка моя, я тебе верю. Но доказательства против тебя. Признай свою вину, и тогда наказание будет не таким суровым.
– Нет...
– Послушай... Просто выслушай, не перебивай. Это будет не казнь, а только подавление. Ты сможешь играть, понимаешь? Все воспоминания останутся с тобой. Мир лишь немного изменится, но ты будешь жить.
– Зачем?
– Жить лучше, чем существовать. Без души мы всего лишь куклы.
– И что им нужно?
Я тогда сразу сообразила - просто так меня не отпустят. Им не нужно мое признание. Доказательства действительно позволяли провести казнь. Значит, что-то другое.
– Контракт на работу.
– Они искали палача.
– Слова учителя возвращают меня в эту реальность.
– Теперь ты знаешь, для подавления нужна альтистка. Предыдущая отслужила свой срок и отказалась продлевать контракт. Они все равно достали бы тебя. В то время ты была единственной альтернативой. А если бы я отказался им помочь...
Он недоговаривает, эти слова застревают у него в горле. Но я знаю, что он не смог сказать. Он обменял меня на тысячи спасенных жизней. Ведь он уникальный врачеватель. Лучший.