Соломка и Зверь
Шрифт:
Стоит ли удивляться, что на следующий день Гадук не нашёл своего лидера ни дома, ни в офисе, а его телефон банально был выключен? Их предупредили…
Убедившись, что Тартуга отправился исполнять своё желание, Гадук занял его кабинет и, усевшись в глубокое кресло, прислушался к тишине. Каждая папка, каждый предмет, будь то стол, стул или ручка в стаканчике подтверждали — его черёд нести груз.
Его черёд отвечать за Племя.
Эпилог
В Ленсуазу Гнат с Соломкой вернулись вдвоём, остальные
Через несколько дней они расписались — просто пришли утром в ближайший городской ЗАГС, а через два часа вышли со свидетельством о браке в руках. Большой праздник по данному поводу было решено объединить со свадьбой Трои и отметить позже, тёплой весной, в новых землях Племени, где полно места для проведения масштабных мероприятий. Кроме того, именно там, похоже, предстояло жить в скором будущем. И всё говорило о том, что жизнь эта будет замечательной.
Исключая возможное появление инопланетных захватчиков. Впрочем, этот уровень опасности остался там, в темноте и в забытье, о нём говорили только иногда и только чтобы совсем уж не расслабляться. А если Племя и пристроило Кодо к своим разработкам по созданию плана защиты, так чего удивляться?
Тётки юного гения, кстати, действительно оказались двумя драконами и за несчастного пацана окружающие искренне переживали. Никого не удивило бы, пожалей Кодо о своём решении забрать тёток на проживание в Ленсуазу, но даже после прекращения давления со стороны людей и исчезновения опасности две мегеры отказались возвращаться в город. Ещё бы — что там делать, скукотища, а тут брат под боком и целый городок странных существ, за которыми можно круглосуточно следить в попытках поймать на горячем.
В общем, дом тёток Кодо все жители старательно обходили стороной. На всякий.
Народа в городе понемногу прибавлялось, у Ванилии, например, откуда-то взялся человеческий ребенок — девочка лет семи.
Соломка знала, что рано или поздно перезнакомится с новичками и обо всём узнает. Но сейчас, после свадьбы, ничего кроме мужа её не волновало.
Преподнесённый им свадебный подарок оказался очень оригинальным — Гнат посадил её в машину и привез в город, к знакомой старой пятиэтажке. При виде серых стен и небольшого двора с детской площадкой, окруженной голыми липами, нахлынули воспоминания — вперемешку и тоскливые и радостные. О детстве. И о маме. Воспоминания, от которых сразу слёзы на глазах. Мама была бы за меня счастлива, подумала Соломка. Я вместе с человеком, который знает обо мне правду, но это не мешает ему меня любить. Возможно, из-за этой самой правды мы любим друг другу даже крепче, глубже, искренне.
Гнат достал из кармана брелок, на синей атласной ленте болтался новый блестящий ключ.
— Эта квартира твоя. Всегда была твоей. Документы переоформлены. Я не горжусь тем своим поступком. Прости меня за него. Забирай.
Соломка молча спрятала в ладони ключ. Горло сжималось, говорить она не могла. Лента скользила по пальцам, как миллионы раз до этого скользила по пальцам мамы. Что было в этой синей полосе такого особенного? Неизвестно. Но казалось, именно эту ленту невозможно не узнать даже из миллиона подобных. Вероятно, это были воспоминания, наслоившиеся на физический объект, ощущения, которые настраивали на прежний лад — покоя и домашнего уюта.
— Это ты её украл?
— Да. Я хранил её в кармане. С самого первого дня носил вместе с паспортом и банковской картой, каждый раз, переодеваясь, первым делом перекладывал. Она пахла тобой.
— Я думала, совсем её потеряла, ещё до переезда. Было так жаль.
— Извини.
— Не надо. Спасибо, что вернул.
— Иди. Я поднимусь через пять минут.
Меланья, как робот, вышла из машины и пошла к знакомому подъезду. Те же три ступеньки, те же остатки приклеенных, а потом грубо содранных объявлений на стене. Код остался прежним, пальцы сами его набрали. Знакомые почтовые ящики, крашеные-перекрашеные зелёной краской, лестница с кривыми перилами. Лифт она вызывать не стала.
Поднимаясь по лестнице, Соломка думала, что ключ новый, вероятно, и ремонт сделан новый. Не стал бы Гнат дарить старьё? Он же не понимает, что важно именно…
Дверь сияла новизной, прочная стальная поверхность переливалась серым. Соломка вставила ключ, и думала — только бы не расстроиться. И жмуриться нельзя, рано или поздно глаза придётся открыть.
Дверь распахнулась… и за ней был прежний узкий темный коридор. Пахло по-прежнему. И зеркало, и вешалки, и вытертый линолеум с рисунком под дерево.
Он ничего не изменил.
Кому-то дорога и одна роза. Самые балованные желают получать в дар бриллианты. Признаться честно, квартира в городе тоже неплохой подарок. Но сейчас Соломка радовалась, что квартира ей досталась прежняя, старая, без ремонта. Конечно, она не будет вечно скорбеть и обливаться слезами над отжившим своё имуществом, старой мебелью и обшарпанными стенами, но она сама должна прийти к этому решению — распрощаться со своим детством, сама должна убедиться, что память о маме не раствориться, если находиться в другом месте, ведь память не в вещах, а в сердце, которое всегда с тобой.
— Спасибо, — сказала она, услышав приближающегося сзади Гната. — Спасибо, что не тронул ничего.
— Не за что. Я ведь знаю, что такое память, — ответил он. — Знаю твоё прошлое.
И это было чудесно — понимать, что у вас общее прошлое, которое позволяет ценить настоящее — без прикрас, без красочных обёрток и шелухи, таким, какое оно есть. Ценить свободу и взаимное доверие.
А ещё был хрупкий, но не менее ценный покой крошечной, по меркам вселенной, планеты.
Значит, будем жить.
С тех пор каждый раз перед сном Соломка смотрела в окно и улыбалась, потому что каждую ночь за окном сверкали на небе три тысячи звезд. Пусть среди них не все были мирными, но даже от них её было кому защитить.