Солянка по-афгански
Шрифт:
Но десантники ревели и требовали мести. Пехота тоже заревела, перекрывая десантников. Я слышал поддержку, и как ребята выкрикивают моё имя, до этого мало кому известное. Десантник ускорил обороты мельницы, и стал подключать ноги. В какой-то момент мне удалось уйти в сторону, или это десантника развернуло от собственного удара, просвистевшего у меня над головой, но я оказался сбоку. Тут же нанёс несколько увесистых ударов по лицу, и чувствовал, что они достигли цели.
Десант растерялся и стал уходить в глухую защиту. Поглядывая на десантников,
Пехота была довольна.
Ребята из других полков обнимали меня и поздравляли. Это было очень приятно, тем более что ни как не ожидал такого исхода боя. Десантники, пересмотрели условия договора, сделанные перед боем. Вообщем, решили, что молодые десантники и молодые пехотинцы будут шуршать вместе, а рулить ими будет пехотинец. Все единогласно выбрали меня, на эту не почётную должность.
Вот так, вместо "приза", получил большой "геморрой" с чужими молодыми, заставляя их соблюдать очередь и добросовестно исполнять свои обязанности, а так же отвечать за чужие грехи. Вот такая хитрая десантная месть.
Потом пытался поговорить с бойцом-десантником, о том, что он учился в университете, у меня незаконченное высшее, и как два интеллигентных человека, мы могли бы найти общий язык. Но он был настроен враждебно, для чего-то напирая на то, что меня не боится и даже презирает за то, что я пехотинец.
Разговора не получилось, а жаль — мне так не хватало умного собеседника.
Ночной переполох.
Газни. Март 1984 года.
Было в разведроте 2 молодых бойца, хорошие крепкие парни, но был у них большой изъян — любили поспать. Несколько раз они засыпали во время ночных засад, и их было решено перевести в пехоту, ну а пока они тащили наряды и выполняли всякую чёрную работу.
Солдатов был простой и малоразговорчивый парень. Тужиков, успел до армии поучиться в институте. Он любил поговорить, подмешивая к речи феню.
Когда его спросили: "Ты что, блатной?".
Он ответил: "Ну не блатной, но приблатнёный!".
Во время воспитательных действий, старослужащие "наварили" ему хороший фофан под глаз, и поэтому командование роты решило его не показывать. Строем и на полковые построения он не ходил.
С последней реализации разведданных, в полк привели остатки разбитой банды душман. Около 15 моджахедов сидели на полковой гауптической вахте, и по такому случаю, досрочно отпустили всех губарей. Их главаря держали отдельно, в баньке разведроты, представляющей из себя блиндаж с плоской крышей.
Главарь был среднего роста, около 40 лет, худощавый афганец, в тёмных национальных одеждах, с чёрной чалмой. Он сильно хромал, на прострелянную ногу, но держался с достоинством. Днём главаря приводили, в расположение разведроты и заставляли подметать в палатках, и убирать территорию, а ночью закрывали в баньке. Охраняли его Тужиков и Солдатов.
Однажды ночью, всех разбудил вопль: "Рота подъём!".
В палатке зажгли свет. Разведчики соскочили со своих коек. Увидели прапорщика и сидящего на полу бойца, накрытого плащ-палаткой. Когда прапорщик снял плащ-палатку, то под ней оказался связанный Тужиков с портянкой во рту. Глаза его были полны изумления и испуга. Прапорщик выдернул портянку из его рта, и приказал развязать. Обводя взглядом разведчиков, стал рассказывать.
— Иду это я проверить, как охраняют главаря банды. На подходе к баньке слышу оглушительный храп, ну думаю, душара бессонницей не страдает, спит без задних ног, да ещё и храпит как конь. Подхожу ближе, и вижу на плоской крыше бани, спит Тужиков, со страшным храпом. Он откинулся на спину, и свесил ноги, а его автомат лежит рядом.
Тогда я забрал его автомат, и вернулся в каптёрку, где взял плащ-палатку и портянку. Когда вернулся, то Тужиков так же заливался оглушительными трелями. Накинул на него плащ-палатку и стал крутить и связывать руки. Тужиков спросонья, испугался и стал дико орать. Пришлось забить ему портянку в рот. Когда скрутил его, то положил на плечо и понёс в роту. Бедняга, перепуганный насмерть, бился изо всех сил, так что пришлось немного оглушить его, по голове.
Тужиков, слегка контуженный, так и сидел на полу, слушая рассказ прапорщика. Под дружный хохот разведчиков.
Их перевели из разведроты в пехоту, где-то перед самым Панджшером. Они нормально прижились в новых ротах, и даже достигли успехов.
Однажды пехота оцепила один кишлак недалеко от Рухи, и разведрота должна была его досмотреть. В цепочке, залёгших пехотинцев, увидели Солдатова с гранатомётом РПГ. Ротный подошёл к нему, задал вопросы о жизни в новой роте, и попросил показать, как он обращается с гранатомётом.
— Куда попасть — спросил Солдатов.
— Вон видишь окошечко в дувале? Попади в него — предложил ротный.
Дувал стоял от нас метрах в 400, и окошко было маленького размера, не больше квартирной форточки.
Солдатов прильнул к прицелу и выстрелил.
Граната влетела в дувал, и рванула внутри, выталкивая в окна плотную пыльную взвесь.
Ротный и разведчики похвалили Солдатова, и пошли досматривать кишлак.
Тужикова тоже встретили на Панджшере, он был хорошо ушит, и что-то по деловому подвязывал к БТРу. Поздоровались. У него служба шла нормально, и новой ротой он был доволен.
Апрель 1984 года. Афганистан. Газни. Расположение 191 полка. Разведрота.
После утреннего построения меня "черпака", и "ветерана" по кличке "Удав" оставили наводить порядок в палатке.
"Удав" призвался из Питера. Он был среднего роста, крепкого телосложения, но немного заторможенный, мимика его широкого и скуластого лица была совершенно неподвижна. Его недолюбливали за тупую присказку: "И мне тоже!". Если кого-нибудь из "молодых" посылали стрелять сигареты или ещё за чем-нибудь то "Удав" тут же добавлял: "И мне тоже!".