Сон дядюшки Фрейда
Шрифт:
– Гуськов, замолчи, – приказал тюремщик.
– Да уж, заткнись, – скривился Деревянко, – Диор недоделанный.
– Не выступай, когда нормальные люди беседуют, – фыркнула Алиса, – геям нельзя участвовать в расследовании.
– Я не гей, – слабо возразил Гуськов, – я настоящий мужчина.
– В мире моды все с задним приводом, – припечатал Вадима Леонид.
– А то не видно, какие у тебя повадки, – захихикала Рита, – попой вертишь, ходишь, как баба.
– Это генетика, – с видом знатока заявила Алиса, – может, Вадик и сам не рад, что на свет уродом появился, но ему
– Еще чего, – хором заорали Рита и Леонид.
Я прислонилась к стене и отключила слух со зрением. К горлу подкатывала тошнота, неужели все присутствующие забыли о том, что на полу лежит несчастная женщина, которая только что умерла? Видимо, никому из них ее не жаль! Не понимаю, как им не стыдно?
Я ощутила тычок в спину, встрепенулась и увидела Бориса Валентиновича, который что-то говорил. Я потрясла головой.
– Васильева, – ворвался в уши голос тюремщика, – проснись. Я задал вопрос: кто хочет стать ассистентом Владимира?
Все присутствующие подняли руки. Не пойми откуда взявшиеся Лика, Павел и Полина в голосовании участия не приняли.
– Дарья, ау, очнись! – потребовал Эпохов.
– Я не сплю, – прошептала я, – прекрасно вас слышу.
– Чего тогда молчишь? – удивился Борис.
– А надо говорить? – уточнила я. – Нет, я не желаю помогать в расследовании! Уже говорила, что боюсь темноты и…
– Ассистенткой Якунина назначена Васильева, – тут же провозгласил хозяин.
У меня подкосились ноги. Дорогая, как ты могла допустить непростительную глупость? Даша, что случилось? Ведь до сего момента ты вела себя правильно, понимая, что профессор действует вопреки желаниям подопечных, наврала, будто до обморока боишься свинок, и получила Роджера на воспитание… Сейчас ты должна была громче всех кричать: «Назначьте меня-меня-меня в пару к Владимиру», вот тогда, дорогая Дарья Ивановна, тебя бы отправили на кухню мыть тарелки.
– Якунин занимается смертью Ксении, – продолжал Борис Валентинович, – остальным предписывается отвечать на все его вопросы. Васильева помогает эксперту. Леонид переезжает в мансарду.
– Почему? – взвился Деревянко. – Я комиссар.
– Уже нет, – заверещала Рита, – ты сложил с себя полномочия.
– Хочу их опять получить! Борис Валентинович, верните мне комиссарство, – заныл Леня, – я погорячился чуток, жалею о принятом решении.
– Здесь не детский сад, – ехидно напомнила Алиса, – а ты не трехлетка из малышовой группы. Сначала дал слово, потом назад забрал. Смехота.
– Ха-ха-ха, – сказала Маргарита, – ха-ха-ха.
– И что, я всего лишаюсь? – испугался Леонид Юрьевич. – Комфортных комнат, дивидишника, ванны?
– Ага, – злорадно подтвердил Вадим, – но главное, теперь ты не имеешь права делать нам замечания. Наоборот, самому придется чужие указания выполнять.
– Это нечестно, – чуть не заплакал Леонид, – я так недолго комиссаром побыл. Верните звание.
– Долго в начальниках
– Совершили вы, Леонид Юрьевич, самую распространенную ошибку, – медленно произнесла Нинель Павловна. – Во-первых, решили, будто стали руководителем навечно, но у верховного главнокомандующего настроение сменилось, и покатился Деревянко под горку. А во-вторых, вы нарушили главное правило карьериста: никогда не гадь людям, когда обрушишься с вершины, падать-то мимо них придется.
– Даже свергнутым президентам оставляют льготы, – хныкал Деревянко, – машину с шофером, продуктовый заказ, пенсию повышенную, бесплатный проезд на железной дороге… А мне фигу? Это нечестно! Геноцид меня!
– Ты не понял еще, что в исправительное заведение попал? – оборвала стоны мужика Лика. – Дурак, однако! Комиссарство было твоим первым экзаменом, и ты его не сдал.
– Борис Валентинович, что она несет? – задергался Леонид. – Какое испытание?
– Поговорку слышал? – вздохнула Полина. – Про огонь, воду и медные трубы? Тебе сразу последние достались. Босс очень умный, он знает, если на человека жизненные невзгоды упали, а именно огонь и вода, то многие с ними справятся. А вот если слава и почет обрушились, начальником стал, медные трубы услышал… Мало кто нормальным остается, усвоив, что возвеличен. У тебя не получилось, занесло тебя.
– Недолго ты комиссарствовал, – подхватил Эпохов, – но раз уж так просишь, оставлю тебе одну привилегию, чтобы падение с вершины подсластить.
– Спасибо, – обрадовался Леня. – Можно в чулан не переселяться?
– Не о комнате говорю, – пояснил профессор, – жить тебе отныне в мансарде. И не о работе, завтра поступишь в распоряжение Полины. Ей дояр нужен.
– Кто? – подпрыгнул низложенный начальник.
– Коровий сиськодергатель, – заржал Вадим. – Класс! У тебя получится. Прикольно!
Лика поморщилась, Павел крякнул, Полина вздохнула.
– Впрочем, я передумал, – продолжил тюремщик, – дояром станет Вадим.
– Я? – ужаснулся Гуськов. – Ненавижу грязных животных.
– Мои коровы чистые, – рассердилась Полина, – я слежу за ними, как за детьми!
– Не хочу на ферму, – запаниковал модельер, – только не туда.
– Мальчики, – вступил в разговор Гарри, – экие вы глупцы, неужто не помните, о чем вас сразу по прибытии в Волчью пасть предупредили? Как Борис Валентинович велит, так и будет. Не усугубляйте свое и без того сложное положение.
– Заткнись, убогий! – огрызнулся Деревянко.
Старик замолчал и отступил в глубь коридора.
– Не хочу доить коров, – стонал Вадим, – ненавижу их!
– В другой раз не смейтесь над чужой работой, – посоветовала Нинель Павловна. – Вас, дружок, проучили, потому что вы обозвали Леню сиськодергателем. Правильно я суть акции поняла, Борис Валентинович? Вы хотите воспитать из Гуськова, преступника и лентяя, хорошего, трудолюбивого человека?
– Отстань со своим занудством, – отмахнулся от нее Деревянко, – поважней дела есть, чем тебя слушать. Какую привилегию мне оставят?