«Сон — тайны и парадоксы»

Вейн Александр Моисеевич

Мы уже сказали, что лишь одна десятая часть больных спала менее 4 часов. Менее 5 часов спала только треть (да и то не каждую ночь). Но все до единого утверждали, что спали 3-4 часа. Половина пожаловалась на то, что на засыпание ушло не менее часа, между тем каждый второй из них ошибся: засыпали и через 20 минут, и через 15. Из опытов В.П. Данилина мы знаем, что люди, которых будят во время медленного сна, оценивают длительность сна неверно. Наши больные тоже просыпались во время медленного сна и тоже оценивали длительность своего сна неверно. Медленный сон у них был недостаточно глубок и им не хватало дельта-сна. От этого и зависела в известной степени их удовлетворенность сном. Но только ли от этого? Стоит, пожалуй, еще раз вернуться к этому вопросу.

Дневное бодрствование у больных мы исследовали с помощью электроэнцефалограмм и корректурной пробы. Корректурная

проба — очень простой тест: человеку дают какой-нибудь напечатанный текст и просят зачеркнуть в нем, скажем, все буквы К и Р. Корректурную пробу наши пациенты выполняли в полтора раза медленнее здоровых людей, но ошибок у них было не больше, чем у здоровых, даже меньше. Медлительность их объяснялась скорее всего не сонливостью, а тем, что для них этот тест означал слишком многое: все они были мнительны, а тут проверялось их здоровье.

Объективные изменения в картине сна у больных неврозами сводятся, таким образом, к сокращению длительности сна «со всех сторон», к увеличению стадий поверхностного сна и сокращению дельта-сна, к уменьшению фазических компонентов быстрого сна и к переменам в частоте и динамике пульса. Иными словами, нарушена вся структура сна и изменены соотношения между его частями. Но кроме объективных изменений, есть еще и субъективные. Течение болезни во многом зависит от того, что чувствует больной и как он сам оценивает происходящее. Что его тяготит в первую очередь? Конечно, общее недосыпание, нехватка сна. Пяти часов недостаточно для сензитивной натуры невротика. Что еще? Частые пробуждения, особенно из медленного сна и особенно в первых двух циклах, когда быстрый сон, помогающий правильно оценивать длительность сна, еще невелик или искажен, и человек, который проснулся, проспавши, скажем, два часа, думает, что он спал минут пятнадцать, что теперь он не заснет и так далее.

Эмоциональные расстройства, лежащие в основе невроза, влияют, таким образом, на сон вдвойне — непосредственно на структуру сна и на его восприятие. Весьма возможно, что это эмоциональное напряжение и увеличивает активность пробуждающей системы, а та не дает углубляться дельта-сну и заставляет человека просыпаться среди ночи. Увеличение абсолютной частоты пульса, усиление кожно-гальванической реакции и выработки катехоламинов — все это признаки физиологической активации, связанной с эмоциональными сдвигами.

О том, что эмоциональное напряжение может стать причиной гиперактивности пробуждающей системы, свидетельствует и психологическое обследование больных неврозами с нарушениями сна, которое с помощью миннесотского теста провели в нашей клинике О.А. Колосова, Ф.Б. Березин и B.C. Ротенберг. У больных обнаружились высокие показатели по шкалам депрессии, ипохондрии, тревожной мнительности, шизоидности; иногда эти показатели выходили далеко за рамки нормы.

Мы знаем, что эмоциональные нарушения являются следствием разнообразных внутренних конфликтов, не находящих выхода в деятельности человека. Но ведь принципиальные условия для возникновения таких конфликтов существуют у всех людей. Не все, очевидно, обладают достаточно надежными и эффективными механизмами защиты от конфликтов. Вспомним еще раз сензитивных людей, которые любят спать долго и даже сами объясняют это стремлением уйти от забот, то есть от тех же конфликтов. Это люди здоровые, но с такими же чертами личности, которые присущи и больным неврозами. Можно предположить, что в стрессовой ситуации у сензитивнных должна расти потребность во сне, который защищает личность от неразрешенных конфликтов. Если она удовлетворена, то эмоциональное напряжение угасает и невроз не развивается. У наших же больных быстрый сон оказался качественно изменен — его защитные механизмы, безусловно, были функционально неполноценными (мало быстрых движении глаз, отсутствие содержательных отчетов о сновидениях). Такая хроническая неполноценность сродни частичному, но тоже хроническому лишению быстрого сна, а оно, как нам известно, приводит к повышенному возбуждению, расторможенности, физиологическое активности. Правда, в этом состоянии должно усилиться действие других защитных механизмов. Но тут, возможно, эти механизмы у больных неврозом или склонных к неврозу тоже оказываются недостаточно эффективными. Механизмы эти нуждаются в большом количестве энергии, её выработка неизбежно связана с усиленной физиологической активностью, а та столь же неизбежно увеличивает готовность мозга к пробуждению. Может быть, пока человеку не хватает одного лишь быстрого сна, субъективное восприятие сна остаётся нормальным. Но когда компенсирующие механизмы защиты обнаруживают свою неэффективность, и побуждаемая ими к усиленной работе мозговая энергетика начинает подтачивать дельта-сон, человек ощущает, что со сном у него не всё ладно.

Движения, которые человек совершает во сне, мешают ему погрузиться в глубокий сон. Здоровые люди от этого не просыпаются, но больной неврозом может проснуться, и у него непременно возникает ощущение, что сон был плох и краток. Этим и объясняется, очевидно, парадоксальное сочетание астенических жалоб с объективно достаточным уровнем бодрствования, способностью к концентрации внимания и повышенной возбудимостью. Обычно нехватка дельта-сна порождает апатию, вялость, сонливость, но если эта нехватка вызывается не внешними воздействиями, а внутренними — усилениям психической и физиологической активации, то сочетание астенических жалоб с возбужденностью, пожалуй, не так уж и удивительно.

Все люди, и здоровые, и больные, жалуются порой на неприятные сновидения. Казалось бы, это противоречит представлениям о стабилизирующей функции быстрого сна. Но если мы будем различать компенсирующую работу сновидений, при которой конфликтная информация нейтрализуется, превращаясь в образы, и интерпретационную работу, благодаря которой эти образы теряют устрашающие черты, то противоречие исчезнет. Неполадки в конденсирующей работе делают сны бедными, неполадки в интерпретационной — неприятными. При неврозах могут нарушиться обе функции, и тогда всё, что будет сниться больному в быстром сне, он запомнить плохо, а то, что в медленном, хорошо. Нехватка полноценного быстрого сна увеличит психическую активность в медленном. Вот почему все наши пациенты жалуются на «непрекращающуюся работу мозга». Что касается истоков функциональной неполноценности системы быстрого сна и сновидений, т она может быть врожденной, её может вызвать негрубое поражение мозгового механизма быстрого сна, наконец, она может оказаться одним из проявлений общих нарушений в структуре сна.

Два контура

Раз уж мы заговорили о сновидениях, с них мы и начнем некоторое подведение итогов. В анкетах, которые мы раздавали 5650 жителям Москвы, были и вопросы о сновидениях. Наш опрос выявил:

48% — видят сны;

19% — иногда снились страшные сны;

16% — видят цветные сны.

По данным К.И. Мировского из Харьковского института неврологии и психиатрии, в сельской местности сны свои помнят 76% опрошенных, в том числе страшные — 25%. Как нам приходилось неоднократно убеждаться, запоминанию благоприятствуют у здоровых людей спонтанные пробуждения от быстрого сна, особенно в конце ночи, активность фазы быстрого сна, выражающаяся в интенсивных движениях глаз и соответствующих вегетативных компонентах, и, конечно, эмоциональная насыщенность сновидений.

Связь между эмоциями и сновидениями отчетливо видна у больных с депрессией и тревожной мнительностью, а также с поражениями внутренних органов. Наши сотрудники проанализировали сновидения около двухсот человек с внутренними болезнями в возрасте от 20 до 60 лет. Оказалось, что страшные сны видят 46% из них — в два с лишним раза больше, чем в популяции. Психологический тест показал, что этим людям как раз свойственна склонность к тревожной мнительности и депрессии. Очень часто сюжеты снов соответствовали характеру заболевания. Больным со слабыми или пораженными легкими, например, часто снились ситуации, в которых присутствовало физическое напряжение и одышка.

Многие врачи связывают с эмоциональными нарушениями происхождение бронхиальной астмы, язвенной и коронарной болезни. Наши наблюдения косвенно подтверждают эту точку зрения — улиц с этими болезнями страшные сны начались еще до начала заболевания, а у всех прочих после.

Обследовали мы и 135 человек с заболеваниями нервной системы 79 из них рассказывали о своих сновидениях, 56 отрицали их. Хуже всего, как выяснилось, помнят свои сны больные с паркинсонизмом и с опухолями мозга. Больные с полисимптомной формой нарколепсии чаще отчитывались в сновидениях, чем с моносимптомной формой, то есть с одной лишь дневной сонливостью. Вообще же больные нарколепсией помнят свои сны лучше всех и при пробуждении из быстрого сна отчитываются приблизительно в 95% случаев. Зато среди больных неврозами положение иное: не то что содержательного отчета, но и простого упоминания о сновидениях часто от них не услышишь. И это не удивительно. У здорового человека за ночь должно быть в среднем 1500 быстрых движений глаз. У больных с полисимптомной формой нарколепсии их оказалось 3808, а у больных неврозами всего 300. Вот как ненормален их быстрый сон!