Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.
Шрифт:
В это время госпожа Ван как раз шла к тетушке Сюэ и, проходя через двор, увидела Цзя Хуаня, который возвращался из школы. Она подозвала мальчика и велела ему переписать и выучить наизусть заклинание из «Цзиньганцзина» [236] .
Цзя Хуань пошел в комнату госпожи Ван, приказал служанке зажечь свечу, а сам с важным видом уселся на кан и принялся за дело. Он был не в духе и все время чего-нибудь требовал. То звал Цайся, чтобы налила ему чаю, то Юйчуань, чтобы сняла нагар со свечи, то приказывал Цзиньчуань не загораживать
236
«Цзиньганцзин» – название буддийской сутры.
– Оставьте в покое служанок, зачем их дергать?
Цзя Хуань в упор на нее посмотрел и ответил:
– А ты не указывай, сам знаю, как надо себя вести. Я давно замечаю, что ты во всем стараешься угодить Баоюю, а на меня вообще не обращаешь внимания.
Возмущенная Цайся, тыча ему в лоб пальцем, вскричала:
– Бессовестный вы! Как собака, которая кусала Люй Дунбиня [237] , не ведая, что творит!
В это время вошла госпожа Ван в сопровождении Фэнцзе. Она расспрашивала Фэнцзе, сколько собралось гостей у Ван Цзытэна, интересный ли был спектакль, что подавали к столу. Следом пришел Баоюй. Он поклонился госпоже Ван, как того требовал этикет, приказал служанкам снять с него халат, повязку со лба, стащить сапоги и бросился матери на грудь. Госпожа Ван стала гладить его по голове, а он, обняв мать за шею, шептал ей на ухо всякую чепуху.
237
Люй Дунбинь – имя одного из восьми даосских святых.
– Сынок! – сказала ему госпожа Ван. – По лицу вижу, что ты выпил лишнего, потому и вертишься. Полежал бы лучше спокойно, а то как бы плохо не стало.
Она приказала подать подушку. Баоюй лег и велел Цайся растирать ему спину. Ему хотелось пошутить и посмеяться с Цайся, но девушка была грустна и рассеянна и то и дело косилась в сторону Цзя Хуаня.
– Дорогая сестра, – произнес Баоюй, дернув ее за руку, – удели и мне хоть немного внимания!
Он взял ее за руку. Цайся убрала руку и недовольно сказала:
– Не балуйся, а то закричу!
Цзя Хуань внимательно прислушивался к их разговору. Он и так недолюбливал Баоюя, а сейчас, когда тот пытался заигрывать с Цайся, просто ненавидел его. Он долго сидел, задумавшись. И вдруг, словно бы невзначай, неосторожным движением опрокинул светильник. Горячее масло брызнуло прямо в лицо Баоюю.
– Ай! – закричал тот.
Все испуганно вскочили, кто-то схватил стоявший на полу фонарь, посветил, и тут стало видно, что лицо Баоюя залито маслом.
Взволнованная госпожа Ван приказала служанкам тотчас же умыть Баоюя, а сама с бранью накинулась на Цзя Хуаня.
К Баоюю подбежала Фэнцзе и принялась хлопотать, приговаривая:
– До чего же он неуклюж, этот Цзя Хуань! Сколько раз ему говорила – не вертись! А
Госпожа Ван, казалось, только и ждала этих слов. Она велела позвать наложницу Чжао и принялась ей выговаривать:
– Вырастила паршивое отродье, а воспитать не сумела! Прощаешь вас, так вы еще больше распускаетесь!
Наложница проглотила обиду и тоже принялась хлопотать возле Баоюя. На левой щеке у него вскочил волдырь, но глаза, к счастью, не пострадали.
Госпоже Ван было очень жаль сына, к тому же она не знала, что скажет матушке Цзя, если та спросит о случившемся, и свой гнев она сорвала на наложнице Чжао.
Щеку Баоюю присыпали целебным порошком.
– Немного болит, но ничего. Если бабушка спросит, скажу, что сам обжегся, – произнес он.
– Тогда она станет бранить служанок, – возразила Фэнцзе. – Как бы то ни было, все равно рассердится.
Госпожа Ван велела проводить Баоюя во двор Наслаждения пурпуром. Здесь его встретили Сижэнь и остальные служанки. Узнав о случившемся, все переполошились.
Дайюй между тем очень расстроилась, когда Баоюй уехал, и вечером трижды присылала служанок справляться, не вернулся ли он. Услышав же, какая беда с ним случилась, сама прибежала и увидела, что Баоюй смотрится в зеркало, а левая щека его присыпана белым порошком. Девочке показалось, что ожог очень сильный, и она подбежала ближе, посмотреть. Но тут Баоюй замахал руками, не хотел, чтобы Дайюй, любившая все красивое, увидела его обезображенное лицо.
Но Дайюй, будто не заметив, спросила:
– Больно?
– Не очень. Дня через два заживет.
Дайюй посидела немного и ушла.
Как ни уверял Баоюй матушку Цзя, что обжегся сам, она сделала выговор его служанкам.
Прошел еще день, и случилось так, что даосская монахиня, ворожея Ма – названая мать Баоюя – явилась во дворец Жунго. Увидев Баоюя, она даже вздрогнула от испуга и спросила, что произошло. Баоюй сказал, что обжегся. Она покачала головой и тяжело вздохнула. Затем нарисовала пальцем на лице Баоюя какие-то таинственные знаки и пробормотала заклинание.
– Могу поручиться, что все пройдет. Это несчастье ненадолго, – сказала она и обратилась к матушке Цзя: – Ведь вы, госпожа, не знаете, что все это предсказано в священных буддийских книгах! Стоит в богатой, знатной семье родиться наследнику, как к нему сразу привязываются злые демоны, то ущипнут, то царапнут, то выбьют из рук чашку с едой, а то подставят ножку! Вот почему такие дети долго не живут!
Выслушав ее, матушка Цзя не на шутку встревожилась.
– А есть какое-нибудь средство, чтобы избавиться от этого зла? – спросила она.
– Разумеется, есть, – заверила ее монахиня Ма, – надо совершать побольше добрых тайных дел, чтобы искупить грехи прежней жизни. Кроме того, в книгах, которые я упомянула, говорится: в западных краях есть излучающий сияние, озаряющий Бодхисаттва, которому подвластны зло и коварство, чинимые злыми духами, и если истинно верующие делают ему подношения от чистого сердца, он оберегает их потомков, спасает от всяких наваждений и колдовства.
– А как нужно делать подношения этому Бодхисаттве? – снова спросила матушка Цзя.