Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.
Шрифт:
– Только что пришло письмо от отца. Он тяжело болен и велит мне немедля приехать. А то не застану его живым.
Из глаз Цзя Ляня покатились слезы.
– Он не пишет, чем болен? – спросила госпожа Ван.
– Сначала простудился, а потом признали чахотку, – ответил Цзя Лянь. – Человек, передавший письмо, тоже советует поспешить с приездом, и я пришел доложить вам, госпожа, что немедленно отправляюсь в путь. Цзя Цян и Цзя Юнь хоть и глупы, но все же мужчины, и если случится что-нибудь, доложат госпоже. Домашние дела я привел в полный порядок. Цютун не пожелала у нас оставаться, и я велел отправить ее к матери.
Он вынул платок и смахнул набежавшие слезы.
– У твоей дочки есть родная бабушка, вот и оставь девочку на ее попечение, – возразила госпожа Ван.
– Вы убиваете меня, госпожа, своими словами! – воскликнул Цзя Лянь. – Я ведь от вас ничего не требую, только прошу меня пожалеть!
Цзя Лянь опустился перед госпожой Ван на колени.
– Встань! Ведь тут женщины! – промолвила госпожа Ван и спросила: – Если задержишься у отца, а в это время кто-нибудь посватается к твоей дочери? Ждать твоего возвращения или поступать так, как решит твоя мать?
– Не дожидайтесь меня! Решайте с матушкой по своему усмотрению!
– Перед отъездом напиши дяде Цзя Чжэну, пусть знает, что дома не осталось мужчин, – сказала госпожа Ван, – и попроси его поскорее возвращаться. Ведь неизвестно, когда ты приедешь!
– Слушаюсь! – ответил Цзя Лянь и собрался уходить, но потом вдруг повернулся и добавил: – В доме у нас достаточно слуг, а вот в саду никого нет! Бао Юн уехал вместе с господином. Второй господин Сюэ Кэ, живший в доме тетушки Сюэ по соседству с садом, переехал в другое место. Все строения в саду пустуют, а присматривать за ними некому, так что велите, госпожа, слугам каждый день обходить сад! Земля, на которой стоит кумирня Бирюзовой решетки, принадлежит нам. Мяоюй исчезла неизвестно куда, и монахини просят прислать к ним кого-нибудь из нашего дома, чтобы распоряжался имуществом кумирни.
– Мы не знаем, как со своими делами управиться, а ты говоришь о какой-то кумирне! – рассердилась госпожа Ван. – Лучше бы помолчал! Если об этом узнает Сичунь, снова начнет грозить, что уйдет в монахини. А это позор для нашей семьи!
– Подумайте, госпожа, и о том, – сказал Цзя Лянь, – что у четвертой барышни родителей нет, старший брат уехал, а жена его плохо обращается с девушкой. Я даже слышал, что Сичунь несколько раз пыталась покончить с собой. Так пусть лучше уйдет в монастырь. Зачем ее отговаривать?
– Сама не знаю, что делать! – воскликнула госпожа Ван. – Пусть жена Цзя Чжэня поступает, как сочтет нужным.
Выйдя от госпожи Ван, Цзя Лянь созвал слуг, распределил между ними обязанности, написал письмо Цзя Чжэну и собрался в путь. Пинъэр и другие, как обычно, сказали ему на дорогу несколько напутственных слов. Цяоцзе горько плакала, прощаясь с отцом. Оставаться на попечении Ван Жэня она отказалась. А когда узнала, что все дела отец поручил Цзя Цяну и Цзя Юню, расстроилась, но виду не подала. Проводив отца, девочка стала жить вместе с Пинъэр.
Фэнъэр и Сяохун сразу же после смерти Фэнцзе пожелали уйти. Первая попросила отпуск, а вторая сослалась на болезнь. Пинъэр хотела взять в дом какую-нибудь девочку, чтобы была подружкой Цяоцзе, а заодно помогала по хозяйству.
Между тем Цзя Юнь и Цзя Цян, проводив Цзя Ляня, пришли к госпожам Син и Ван.
Почувствовав себя хозяевами, юноши стали жить во внешнем кабинете, постоянно скандалили со слугами, водили дружков и устраивали попойки. Дошло даже до азартных игр, но женщины, не выходившие из внутренних покоев, ничего об этом не знали.
Пришли однажды Ван Жэнь и старший дядя Син. Им пришлась по душе веселая, бесшабашная жизнь Цзя Юня и Цзя Цяна. Они зачастили во дворец, якобы для того, чтобы присматривать за домом, а сами играли на деньги и пьянствовали.
Наиболее старательных слуг взял с собой Цзя Чжэн, другие уехали с Цзя Лянем, и дома остались лишь сыновья и племянники из семей лай и линь. Привыкшие жить за счет родителей, они совершенно не разбирались в хозяйстве и сейчас, оставшись без старших, словно лошади без узды, делали что хотели, тем более что Цзя Цян и Цзя Юнь всячески им потакали. И во дворце Жунго теперь творилось что-то невообразимое.
Цзя Цян хотел было вовлечь в свою компанию Баоюя, но Цзя Юнь ему отсоветовал.
– Баоюю не суждена такая жизнь, – сказал он. – Когда-то я нашел ему девушку, красивее небесной феи. Отец ее сборщик налогов, владеет закладными лавками. Я написал ему об этом письмо. Но, видно, не суждено ему счастье. – Цзя Юнь огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, продолжал: – Ведь он давно связан с Баочай! Неужели не знаешь? А Линь Дайюй! Кому не известно, что она умерла с тоски по Баоюю? У каждого своя судьба! А из-за того письма Баоюй возненавидел меня. Он думал, меня подкупили, чтобы его сосватать!
Выслушав Цзя Юня, Цзя Цян отказался от своего намерения. Ни тот ни другой не знали, что после встречи с монахом Баоюй захотел порвать узы, связывающие его с бренным миром. Заявить об этом госпоже Ван он не посмел, но стал чуждаться Сижэнь и Баочай, а на молодых служанок, которые с ним заигрывали, не обращал никакого внимания. Да и домашние дела перестали его интересовать. Чтобы госпожа Ван и Баочай его не корили, он делал вид, будто старательно занимается, а сам не мог дождаться, когда наконец придет монах и уведет его в страну бессмертных. Окружающие казались ему людьми серыми, заурядными. Ему было тягостно находиться дома, и каждую свободную минуту он проводил с Сичунь. Они понимали друг друга, и желание Баоюя уйти в монахи с каждым днем крепло. Он даже перестал замечать Цзя Хуаня и Цзя Ланя.
Отец Цзя Хуаня был в отъезде, мать умерла, госпожа Ван уделяла ему мало внимания, и он пошел по пути Цзя Цяна. Цайюнь ничего не могла сделать. На все попытки удержать его Цзя Хуань отвечал грубостью и оскорблениями.
Юйчуань считала Баоюя совсем ненормальным и попросила мать взять ее домой.
Итак, Цзя Хуань и Баоюй, обладая совершенно различными склонностями, занимались чем вздумается, но никто этого не подозревал. Только Цзя Лань, за которым неусыпно следила мать, продолжал усердно учиться, писал сочинения и показывал их Цзя Дайжу. Но Дайжу стал болеть, часто лежал в постели, и Цзя Ланю самому приходилось трудиться.