Шрифт:
Когда до старта оставалось не больше сорока секунд, Бовт почувствовал, что сзади подходит Кораблик.
— Можно к тебе? — услышал он голос Иани.
— Только скорее.
Он очень боялся, что она ему помешает. Но она успела. люк зашипел и съехал в сторону, она спрыгнула на пол и побежала к Бовту, безошибочно найдя его в темноте. Он отодвинулся, давая ей место у иллюминатора.
— Гораздо проще было бы… — Она кивнула на инфраэкран, приклеившийся рядом с круглым оконцем.
Бовт не ответил. Он хотел видеть все так, как это будет на самом
Бовт заложил руки за спину и правой ладонью ощутил лягушачий холодок ручных часов. Ему почудилось, что они часто-часто дышат, судорожно подрагивая всем корпусом. Сейчас. Вот сейчас…
И вдруг понял, что время старта уже миновало. «Витаутас» не ушел. Бовт прикрыл глаза и с шумом выдохнул воздух. Ни радости, ни облегчения. Совсем наоборот. Это как промежуток между двумя приступами боли, когда главное не то, что тебе дано передохнуть, а то, что через несколько секунд все начнется сначала. Снова судорожный пульс часов…
— Отходят на планетарных двигателях, — сказала Иани.
— А? Да, да…
А ведь он это совсем упустил из виду, он и не думал о планетарных, он о них просто-напросто забыл, он, второй пилот «Витаутаса»…
Бывший второй пилот.
— Ты не смотришь, — проговорила Иани, будто ей это нужно было больше, чем ему. — Ты смотри, смотри!
Слабая сиреневая вспышка уже догорала. Просто удивительно, как далеко успел отойти его «Витаутас» на своих планетарных. Неяркая вспышка, и все. Это и был старт.
Четыре Кораблика прошли перед иллюминатором, чуть покачиваясь, и Бовт уже не мог найти черного куска пространства, ограниченного пятью скромными светлячками неярких звезд.
— Вот ты и видел все так, как это было на самом деле, — удовлетворенно констатировала Иани. — Я зажгу свет, можно?
— Ни черта я не видел, — медленно проговорил Бовт. — Была светлая точка — и нет ее.
Иани прижалась лбом к иллюминатору.
— Ты еще видишь? — спросил Бовт.
— Да, — отозвалась Иани. — Вон там. Но я лучше зажгу свет.
— Не надо, — попросил он. — Посидим так.
— Посидим.
Они ощупью отыскали койку, и Иани забралась туда с ногами. «Если бы она была земной женщиной, — думал Бовт, — она обязательно решила бы, что я остался из-за нее. Никак без этого не обошлось бы. Это просто счастье, что все они тут так трезвы и рассудительны».
— Ну как ты там? — спросила Иани из темноты. Бовт присел на край койки.
— По-моему, мне просто страшно, — признался он.
— Нет, — возразила Иани, — не то.
Бовт сделал над собой усилие, пытаясь как можно точнее представить себе, что же с ним сейчас происходит.
— Неуверенность… Неуверенность в том, что я поступил правильно, оставшись на Элоуне.
— Пожалуй, так, — согласилась она. — И еще уходящий «Витаутас».
— Нет, — честно признался он, — наверное, я это прочувствую немного позднее. Что они возвращаются, а я — тут. А пока все это у меня наверху, в голове, а до нутра еще не дошло.
— Тогда я побуду у тебя.
— Ох, не надо. Думаешь, мне легче болтать с тобой, чем оставаться один на один со своими мыслями?
— Разумеется.
Бовт усмехнулся. Если бы он оставался здесь ради нее — тогда другое дело. Ему легче было бы с ней, чем одному. Но он остался не ради нее.
Бовт встал и включил свет.
— Не стоит, — сказал он. — У тебя ведь еще уйма дел на Третьем поясе, правда? Вот и кончай там свои дела и спускайся на Элоун. Нечего нянчиться со мной.
— Мы спустимся вместе.
— Ты же так рвешься обратно на Элоун! А мне надо осмотреть все шестнадцать Поясов, второй возможности ведь не будет.
— Вот вместе и посмотрим. Ты ведь еще плохо управляешься со своим Корабликом.
— Я еще не привык к нему, — пожал плечами Бовт. Иани засмеялась:
— Это он не привык к тебе. Но он скоро привыкнет, станет совсем послушным, и тогда-то ты и решишь, что пора спускаться на Элоун.
— Ты только об этом и думаешь? — спросил Бовт.
— Да, — простонала Иани, мгновенно теряя всю свою рассудительность. Да, да… Каждый день, и каждую ночь, и когда на Поясе, и когда в Пространстве, и когда одна, и когда с тобой.
— И все о том, как ты возвращаешься…
— Да. Да. Да.
— Ну и плюнь на все и лети сейчас же!
— Ну зачем же так, — она пригладила волосы. — У меня еще масса незаконченных дел на Третьем поясе. Элоун от меня никуда не уйдет, а на Пояса я не вернусь никогда в жизни.
Он досадливо сморщился:
— Я и забыл. Это один из ваших предрассудков — вылетать в Пространство только однажды. Как будто нельзя вернуться на Элоун, спокойно пожить лет так пять-десять, а потом опять податься поближе к звездам. Я уже рассказывал тебе, мы всегда так делаем. Действительно, почему — нет?
— Смешные вы, люди Земли! Разве можно жить, потом умереть, малость отдохнуть в небытии, потом воскреснуть и снова жить? Все дается только однажды — молодость, старость, любовь. И Пространство. Когда мы достигаем совершеннолетия, каждый из нас волен покинуть Элоун и оставаться в Пространстве, пока хватает сил не возвращаться. Потом мы возвращаемся. Очень просто.
— Возвращаетесь — и уже все?..
— Как это — все? Потом — наш Элоун. Скалы, голубоватые, как небо, и небо, близкое, как горы. Но мы приземлимся подальше от гор, на большую равнину, и кругом не будет ничего, одни цветы до самого горизонта, цветы, уходящие в бесконечность, как свет от солнца. И запах, от которого хочется опуститься на землю, зарыться лицом в траву и ничего-ничегошеньки не видеть…