Сонник Инверсанта
Шрифт:
Ангелина, между тем, рассказывала про обыск и вооруженных людей, про перепачканный паркет и разорванные книги, про странного седого человечка, задававшего ей мудреные вопросы, про то, как со вчерашнего дня жизнь разом переменилась, и пара уборщиц перемыла все полы в квартире, а дюжий хлопец в синей униформе сноровисто сменил замки на дверях и, подробно расписав все коды, наделил запасными ключами.
На языке у меня вертелся добрый десяток вопросов, но опять все больше про прошлое. Только вот беда – прошлое тесно увязывалось с тем, кто был с ней до меня, а потому я молчал и думал. О погибшем Первом Визире, об Адмирале Корнелиусе, о больничных, воплотившихся в явь снах,
Как бы то ни было, но на предложение Корнелиуса я, по-прежнему, взирал с отстраненностью постороннего человека. Словно и не мне это было предложено, а кому-то другому.
Господин Кандидат-Консул… Дикость, если вдуматься! Из грязи да в князи, из врачей – в нечто помпезное и противоестественное. Меня и звать-то теперь не Петром, а Нашим Величеством. Хоть плачь, хоть смейся.
Впрочем, в эту минуту мне все равно было хорошо. Уже хотя бы потому, что рядом лежала Анна – горячая и разомлевшая, откровенно счастливая. А что может быть симпатичнее счастливой женщины? Я водил пальцами по мягким грудкам и вновь любовался ее профилем. Она была удивительно хороша. Даже яркое пятно света, появившееся у нее на подбородке, не портило Анны. Не портило до тех пор, пока не переместилось чуть выше.
Только тут до меня дошло, что это не солнечный зайчик, а нечто иное. Лазерный лучик уже поднимался ко лбу Ангелины, когда я грубо оттолкнул ее от себя. Ойкнув, она кувыркнулась с кровати в одну сторону, а сам я откатился в другую. Быстро переместившись, ухватил ее за локоть, на мгновение успел поймать вопрошающий взгляд, в котором разом читались и боль, и обида.
– Не поднимай головы! Снайпер!…
Но моего шепота она уже не услышала. Грохочущая очередь разорвала тишину. Обладатель лазерного прицела отчего-то не позаботился о глушителе. Простыня, которой мы только что накрывались, ожившим привидением встала на дыбы. Пули рвали материю, терзали обои. Не в силах достать нас на полу далекий стрелок в ярости опустошал рожок, уродуя комнату. Пуль он не жалел. В должной мере досталось и каменной пепельнице, и массивному термометру, и графину с водой. Брызнул осколками телевизор, а оконные рамы, движимые пулями, разошлись еще шире.
Потянув Анну за собой, я отполз к стене. При этом на все лады я продолжал костерить нашу охрану, которая все еще мешкала. Впрочем, с хулой я поторопился. Пространство за окном заполнилось взволнованными голосами, а чуть погодя дружно затрещали ответные выстрелы. Видимо, били не куда попало, а в цель, потому что пули перестали тиранить нашу комнату, и настала звенящая тишина.
– Ушиблась? – я сел на полу и взял в ладони лицо Ангелины. – Бедная моя девочка!…
Конечно же, она ушиблась. Совершить такой кульбит – да еще спросонья! Плюс неприкрытая обида. Все-таки толкнул я ее крепко. Что называется – от души. Само собой, теперь-то она поняла, почему толкнули и с какой целью, но подобно ребенку не могла удержаться от слез. Потому что ласкали, улыбались – и вдруг плюнули. Поди-ка объясни, что иначе было нельзя. Разум-то все понимал, а сердце опять играло в собственные игры. Вот вам и еще одна парадигма непростых жизненных отношений.
И снова, правда, уже совершенно не к месту я ощутил горделивый прилив. Во-первых, я не растерялся, а во-вторых, сходу сумел понять нюансы ее состояния. Все-таки прежний психолог был во мне еще жив. По крайней мере, несчастным и вконец заплутавшим бродяжкой я себя не чувствовал. Я мог копаться в мирском муравейнике, как дотошный механик в чреве трактора, – с надеждой если не починить механизм, то, по крайней мере, разобраться в принципе работы.
И отчего-то подумалось, что власть меня не испортит. Потому как не на того она, голубушка, напала. И потому как что-то я в этой жизни знал и умел. А значит, и зубки, в конечном счете, придется обломать им, а не мне.
Рядовой метра под два ростом застыл у самой двери. Командир охраны осмелился ступить чуть дальше, кончиками десантных ботинок коснувшись краешка ковра. Я не без удовольствия разглядывал его. Румянец во всю щеку, грудь колесом, бесхитростные глаза. Видно было, что служба парню нравится и нравится, что он состоит в охране первого лица державы. Правда, черт их знает, как им меня представили, но в лице юного начохра я разглядел лихую готовность как к показному испугу, так и к похвальбе. Снайпера они проворонили, это было ясно, однако уйти ему также не позволили, обезвредив в первые же несколько секунд. Так что все было в равной мере налицо: и определенное верхоглядство, и безусловная оперативность. Это уж как поглядеть – с какого угла и какой высоты. Я под собой высоты особой не чувствовал, а потому с выражением эмоций не спешил. Даже не стал интересоваться, кто именно устраивал на меня покушение и сколько их всего было. Тем не менее, хлопцы ждали от меня вопросов, и я не стал их разочаровывать. Кивнув на изуродованные пулями стены, поинтересовался:
– Что это было за оружие?
Бравый начальник еще круче выкатил грудь, без заминки выпалил:
– Автоматическая винтовка «Ругер» с рожком на двадцать четыре патрона, калибр восемь и два.
– Странный калибр.
– Никак нет! Стандартный для рундвеймарской системы!
Вот, пожалуйста! Еще одно новое словечко! Какая-то рундвеймарская система. А еще жуткие имена вроде Бургая, Зулиса и Перкарлайта. Не все, стало быть, перекрасились в Артемов да Иванов…
– Как звать тебя, сокол?
– Иван Лещенко, Ваше Величество!
– Иван? Уже легче… – я вздохнул. – И что же, Ваня, трудно служится с твоим именем в Артемии?
Юный командир замялся.
– Давай, Ваня, не тушуйся! Отвечай, как на духу.
– Поначалу трудновато приходилось. Про Ванессию то и дело намекали. В смысле, значит, не пора ли и мне туда перемещаться. Только я ведь здесь родился и туда не хочу!
– Понятно, Ваня, понятно, – я успокаивающе похлопал его по плечу. – Это все рудиментарное сознание. Скоро этих старорежимных идиотов мы всех повыведем. Потому как Иваны и Артемы – это что у нас?
– Не могу знать, Ваше Величество!
– Можешь, Ваня. Обязательно можешь. Артемы и Иваны у нас братья на век, так и запомни.
– Запомню, Ваше Величество!
– Вот так, а фразу с «немогузнайством» мы тоже изничтожим. Незнаек в нашей армии быть не должно! Это еще Суворов сказал. Знаешь Суворова?
– Никак нет, Ваше Величество. Не встречал.
Я вздохнул.
– Ладно, не встречал – так не встречал. А скажи-ка мне, Ваня, рожок-то он весь успел выпустить?
– Никак нет! – горделиво рявкнул юный офицер. – Два патрона осталось. Сам проверял.
– Что ж, молоток, лейтенант!
– Виноват?
– Или ты еще не лейтенант?
– Пока только старший подпрапорщик. Уже второй год.
– Ага, значит, дальше у вас идет прапор, а потом…
– Потом – звание поручика, Ваше Величество!
– Вот поручик – это оно самое и есть. В смысле, значит, лейтенанта. Хотя тебе этого знать пока не положено. Секрет.
– Виноват, Ваше Величество!
Глядя на то, с какой готовностью он отвечает на мои вопросы, я решился на очередной вопрос: