Соратники
Шрифт:
А ещё он ненавидит Перуна. Кощей давно хотел занять его место и стать Повелителем мифологического мира – пусть не по праву судьбы, но по праву силы. Узнав от своих шпионов, что Перун слабеет, он сразился с богом, но проиграл эту битву – всего второй раз в жизни. Однако после этого Повелитель, к его удивлению, предложил ему стать его советником и Соратником. И Кощей, взвесив все «за» и «против», согласился, тем более что у него, собственно и не оставалось выбора.
Кощей мечтает о безграничной власти над всеми мирами. Но главное его стремление – стать полностью, а не «условно» бессмертным.
Глава 6
Явь
Что это было?
Ване
Конечно, в Ванины почти двадцать лет Алёнушка была далеко не первой девушкой в его жизни. Ещё в школе, причём даже не в старших классах, а гораздо раньше, он просёк, что нравится девчонкам. И нередко (что греха таить, гораздо чаще, чем стоило) отвечал им взаимностью, стараясь, впрочем, никого и никогда не доводить до того, что в кино и сериалах называют дурацкими словами «разбить сердце». Ване нравилось общаться с девушками весело и легко, чтобы при необходимости, когда взаимный интерес и желание быть вместе сойдут «на нет», быстро и так же легко распрощаться. Девушки, с которыми он встречался, никогда не становились для него друзьями. Он избегал тех, кто норовил слишком загрузить своими проблемами, и сам не откровенничал с теми, с кем приятно проводил время. Жизнь рано научила его простой, как водопроводная вода, но оттого не менее справедливой житейской мудрости: тем, что происходит у человека в душе, можно делиться только с очень близкими и проверенными людьми. Остальных лучше держать как можно дальше от своих проблем и переживаний. Во-первых, это никого не касается, во-вторых, по большому счёту, никому не интересно. А в-третьих, все твои откровения всегда могут быть использованы против тебя же самого.
Однако с Алёнушкой с самого начала было совершенно иначе. С ней неудержимо тянуло говорить обо всём, в том числе и рассказывать о себе, делясь самым сокровенным. Он будто точно знал – Алёнушка всё поймёт, не станет осуждать или морщить нос в ответ на его признания, и уж тем более не расскажет ничего лишнего кому-то постороннему. И даже если им случится когда-то повздорить (хотя сейчас было трудно даже представить себе такое!), ни за что не будет пытаться унизить или ударить в больное место, как это делают многие. Алёна точно была не из их числа – Ваня это чувствовал и был в этом твёрдо уверен, пусть пока не так уж хорошо знал её.
Судя по всему, его интерес и с каждым днём растущая симпатия к Алёнушке были взаимными. Девушка охотно общалась с ним, искренне радовалась каждой встрече, проводила с Ваней всё свободное время – и даже не только свободное. Уже несколько раз они, махнув на всё рукой, сбегали с не слишком важных лекций и семинаров, чтобы посидеть в кафе, пройтись по территории кампуса или, что было лучше всего, погулять в парке, среди только-только начинающих желтеть деревьев. Алёне очень нравилось, когда Ваня, знавший территорию кампуса как свои пять пальцев, показывал ей разные интересные места и укромные уголки.
Их отношения до сих пор оставались платоническими. Конечно, они были знакомы очень мало, всего несколько дней, но дело было совсем не в этом – Ване случалось оказываться в постели с девчонкой уже в первые часы общения. Но с Алёнушкой и в этом всё было совсем по-другому. Не то чтобы Ваню не тянуло к ней, – тянуло ещё как, но тянуло иначе. Это было сродни тем чувствам, которые испытываешь в подростковые годы, когда разделяешь девчонок для обожания и девчонок для влечения: одних беззастенчиво обнимаешь и тискаешь, а на других только смотришь с восхищением издалека или даже, скорее, снизу вверх, как на божество или как рыцарь на прекрасную даму. Ваня был уверен, что давно уже перерос эту стадию отношений с девушками – но, как оказалось, нет. Ему отчего-то каждый раз было страшно даже дотронуться до Алёнушки, не говоря о чём-то большем, как бывает страшно дотронуться до чего-то слишком хрупкого, слишком нежного, вроде только что родившегося младенца или произведения искусства тонкой работы. А вдруг сломаешь,
Алёнушка не переставала его поражать, так не похожа она была на всех девушек, которых он знал до неё. Вот что значит домашняя девочка, воспитанная в интеллигентной семье! В ней не было ни капли цинизма, она не употребляла современного жаргона и тем более матерных слов, как многие девчонки, почему-то считающие, что им это придаёт крутизны. Ваню подобная речь в женских устах коробила, хотя он толком и не понимал почему. Ну подумаешь, все кругом матерятся… Но он сам избегал матерщины и в девушках этого терпеть не мог. А Алёнушка бранных слов, быть может, даже и не знала, как не знала большей части молодёжного сленга. Её речь была на удивление правильной, книжной, даже старомодной, – Ваня быстро понял, что Алёна воспитывалась, в основном, на художественной литературе. И это проявлялось не только в речи. Она вообще была слегка не от мира сего (с точки зрения Вани, исключительно в хорошем смысле). Будто прилетела с другой планеты или прибыла из глубины веков на машине времени. Очень чистая, даже наивная, совсем не знала жизни. Собственно, у самого Вани несколько лет назад тоже были в чём-то схожие проблемы, когда он перебрался из экспериментального детского дома, где провёл всю свою жизнь, в студенческую общагу. Но Ваня более или менее быстро с этими проблемами разобрался. А Алёнушка, похоже, до сих пор каждый день открывала для себя что-то новое.
Причина её особенностей стала известна быстро: уже на первом свидании Алёна призналась, что училась всей школьной программе дома и практически не общалась со сверстниками.
– Что, все одиннадцать лет вообще не ходила в школу? Разве так бывает? – изумился Ваня и тут же напрягся – не обидит ли её подобный вопрос?
По счастью, Алёнушка не обиделась.
– Ни разу не была в школе, – поделилась она. – Папа решил, что мне лучше получить домашнее образование, и они с мамой вдвоём учили меня всему. Ну, и интернет помогал, конечно.
Домашнее обучение и воспитание многое объясняло, но Ване нравилось, что, даже несмотря на него, Алёна не выросла этакой «снежинкой» и «нежной фиалкой». В ней иногда проскальзывали и независимость в суждениях, и решительность, и даже отчаянность. Чего стоила одна только их лодочная прогулка! С которой вообще вышла какая-то странная, до сих пор не очень понятная Ване история…
Тот день обещал быть не просто тёплым, но даже жарким, и Ваня с Алёнушкой решили, что таким шансом обязательно надо воспользоваться. Кто знает, может быть, уже завтра-послезавтра осень окончательно вступит в свои права, похолодает, и зарядят дожди? Так что, махнув рукой на все занятия, вместо пар они отправились на озеро, что было в четверти часа ходьбы от кампуса, и на причале, тоже относящемся к территории универа, взяли напрокат лодку. Ваня, не особенно даже напрягаясь, грёб медленно, чтобы Алёнушка могла неторопливо любоваться живописными берегами.
– Так, получается, озеро – это тоже университетская территория? – уточнила Алёна, заметив, что ограда подходит к самой воде.
– Ну да, – кивнул Ваня. – По крайней мере, та его часть, что осталась у нас за спиной.
Некоторое время они плыли в уютном молчании, тишину нарушали только равномерные всплески воды. Солнце припекало всё сильнее, лёгкая Ванина футболка быстро взмокла, неприятно липла к телу, и он снял её, ненадолго выпустив из рук вёсла.
– Ты же не против? – вежливо поинтересовался Ваня у своей спутницы. – Жарко очень…
– Нет, что ты, нисколько, – мягко улыбнулась Алёна. От Вани не ускользнуло мелькнувшее в её взгляде восхищение. Он, безусловно, и так знал, что фигура у него подтянутая, с рельефными, но не перекачанными мышцами, определённо было чем гордиться, но получить в том подтверждение именно от Алёнушки, хоть и молчаливое, было особенно приятно.
Протянув руку, Алёна осторожно поправила берестяную подвеску на его шее, и прикосновение её нежных пальцев подействовало как удар тока. Но девушка этого не замечала, смотрела только на подвеску. То, что это единственная вещь, оставшаяся ему на память о маме, Ваня рассказал ей ещё в первые дни знакомства, и Алёнушка отнеслась к этому именно так, как он и ожидал.