Сорок изыскателей. За березовыми книгами
Шрифт:
— И все письмо? — спросила Люся.
— Все, — ответил Номер Первый.
Я задумался. Я ровно ничего не понял. Такие запутанные истории встречаются только в очень толстых шпионских романах.
— Под словом «вещь» разумеют любой предмет мужского, женского или среднего рода, — глубокомысленно изрекла Магдалина Харитоновна.
— Эта спрятанная вещь несомненно чрезвычайно ценная, раз о ней вспоминают в минуты расставания навеки, — осторожно заметил Тычинка.
— Это кольцо, — предположила Магдалина Харитоновна.
—
— Нет, это портрет! — Люся порывисто вскочила.
— Прощальное письмо адресовано Ирине Загвоздецкой. Это факт бесспорный. Вспомните альбом. А кто же Егор? Не тот ли ученик академии, которого полковник Загвоздецкий вызывал из Петербурга? — неуверенно высказал свое мнение Номер Первый.
— Ключ в наших руках. Попытаемся начать не с Егора, а с Прохора. — Тычинка порывисто схватил Номера Первого за руку. — Вы живете в Любце всю жизнь. Зачастую из поколения в поколение новорожденных младенцев называют в честь их отцов и дедов. Припомните-ка, не проживает ли в данный момент в Любце какой-либо Прохор или Прохорович?
В это время в дверь постучали. Вошла Роза Петровна. Тычинка сделал нетерпеливый жест ладошкой.
— Ванюшечка, иди ужинать!
— Оставь меня в покое! Не мешай! — гаркнул он. Несчастная ухватилась за косяк двери, собираясь, кажется, упасть в обморок, и молча исчезла.
Я просто опешил: мой милый сосед — аккуратнейший, уравновешенный Тычинка, отказался от ужина в девять тридцать да еще прикрикнул на свою супругу!
— Так не припомните? — Тычинка продолжал теребить Номера Первого.
— Не помню, ни одного Прохора не помню, — ударял себя по лысине тот. Его покрасневшее, надутое лицо выражало крайнее напряжение.
— Можно, конечно, перелистать старые метрические книги… — размышлял Тычинка, — выбрать всех Прохоров, родившихся в Любце за двадцать… нет, мало — за тридцать лет.
— Это адский труд. Так мы всю жизнь проищем! — простонал Номер Первый.
— Можно мне сказать? — Витя Большой встал и тряхнул чубом. — Номер Седьмой, когда мы к нему приехали на пароходе, дал нам синенькую книжечку, — начал он, заметно волнуясь.
— Какую такую книжечку? — презрительно поморщился Тычинка.
— «Указатель селений и жителей уездов Московской губернии. Справочник 1852 года», — отчеканил Витя Большой.
— Ах да, есть такой справочник, — снисходительно улыбаясь, сказал Тычинка. — Вы, молодой человек, проявляете способности к историческим изысканиям.
Витя Большой сел, сияя от счастья.
— Возьмите! — Соня быстро выбрала из книжного шкафа томик и передала его Номеру Первому.
Тот вскочил, схватил синенькую книжечку и начал быстро-быстро листать ее:
— Вот, вот! «Любецкий уезд. Краткая история города. Список чиновников и должностных лиц по городу и уезду. Городничий, секретарь, городской голова, судья, столоначальник, приходорасходчик…» Нет Прохоров! «Особы, проживающие в городе и селениях Любецкого уезда…» Опять ни одного Прохора! «Фабрики и заводы. Фабрика жилетных материй купчихи Белянкиной. Фабрика азиатских платков купца третьей гильдии Нашивочникова Прохора Андреевича…» Слышите, Прохора! Это имя не очень часто встречается. Несомненно он!
— Предположим, что он, — уныло поправил Тычинка.
— Нашивочников — старинная любецкая фамилия. Сейчас несколько семейств осталось, — заметил Номер Первый.
— А возможно, кое-кто уехал? — выпытывал Тычинка.
— Иные уехали. Иван Павлович на Камчатке крабов ловит.
Петр Харитонович в Афганистане в нашем посольстве, Семен Петрович как будто в Москве, еще двое в Донбассе, а есть такие, которые уехали совершенно неизвестно куда. Один из них даже изыскателем прозывался. Но куда он делся, честное слово, не знаю.
— Но неужели портрет может очутиться в Афганистане или на Камчатке? — с отчаянием воскликнула Люся.
— Тише, девушка, тише! В исторических изысканиях нужно величайшее терпение, — утешал или, наоборот, огорчал ее Тычинка. — Вы не забудьте, рано еще портрет искать. О портрете мы пока не знаем ничего. Мы только пытаемся нащупать сведения о какой-то вещи, переданной сто с лишним лет назад на хранение неизвестным Егором неизвестному Прохору.
— Уравнение с пятью неизвестными, — вздохнула Магдалина Харитоновна.
— Ну-с, — опять обратился Тычинка к Номеру Первому, — предположим, что эта неизвестная вещь и по сей день действительно находится у кого-либо из Нашивочниковых, проживающих в настоящий момент в Любце.
— Просто не представляю, — разводил руками Номер Первый, — один — агроном в совхозе, другой — бухгалтер в банке, третий — сапожник, четвертый…
— У внука может оказаться другая фамилия, — нерешительно вставила Магдалина Харитоновна.
— Обычно в старое время дома переходили от отца к сыну, реже — ; к дочери, — возразил Тычинка, — а дочерям давали приданое. Если это портрет, мне кажется, он в приданое не годился.
— А если это кольцо или брошка, любой отец подарит эту драгоценность только дочери, — возразила Магдалина Харитоновна.
Тычинка не обратил никакого внимания на ее слова.
«Нет, с этими поисками мы зашли в какой-то тупик. Вот так загвоздка! — думал я. — Нашивочников, Нашивочников», — бормотал я про себя. Эта не совсем обычная длинная фамилия все время вертелась у меня на языке. Как ни странно, она мне была почему-то удивительно знакома. Откуда? Может, кто-либо из моих юных пациентов? Нет, нет! Я закрыл глаза, мне ясно представилась четкая надпись высокими худосочными буквами: «Нашивочников». Я посмотрел на Соню, сидевшую напротив. Она уставилась в одну точку, нахмурилась и сосредоточенно что-то шептала.