Сортировка
Шрифт:
Крещение кровью я получил не на самом переходе, дедок, а скорее пожилой дядька решил подлезть под разборку ближе к административному зданию, причем именно тогда, когда я шел с поста к начальнику. Практически на моих глазах под порожней цистерной нырнул со стороны города на Краску. Мозг пытался отвлечься или привычки работника станции сыграли роль, но я четко определил, что вагон порожний. Будто есть разница, перекатится через человека двадцать пять тонн стали или девяносто. В любом случае результат один. В данном конкретном — дядьку переехало ровно пополам в районе живота. На плече в портупее имени Фролова болтается рация, взятая на всякий случай, секунды хватило включить её, еще одна ушла чтоб настроить нужный канал и дать приказ на остановку горочному тепловозу! Да какая разница, проехал по трупу один вагон или несколько, но в таких случая медлить не принято.
Труп поднял голову и попытался выползти, ожидаемо безрезультатно. Подбегаю к нему:
— Вы под поезд попали.
— Холодно мне.
— Лежите, я сейчас Скорую вызову — глупо прозвучало, словно он мог уйти, не дожидаясь Скорой помощи.
— А можно в другое место перелечь?
— Лежите уже, пока нельзя.
Да уж, шок штука мощная, на разные организмы он действует по-разному. В данном случае налицо было полное обезболивание, прерывание кровотока в травмированной области и как итог отсрочка неминуемой смерти на несколько мгновений ради чего-то бесконечно важного. Потом уже вспомнились сопливые мистические истории про души, которые цеплялись за жизнь, пытаясь совершить самый главный поступок в своей судьбе. Или хотя бы что-то сказать.
По рации через пост я вызвал не только Скорую, но и милиционеров. Милиция наша, железнодорожная, два служивых подошли через десять минут. Да и понято, их линейный отдел находится в пяти минутах ходьбы, если идти вдоль этой же вытяжки в сторону вокзала. А вот машина Скорой помощи прорывалась час — они ехали из города и надолго встряли на переезде, на том самом переезде, который отделяет Краску от остального мира. Всё это время ни я, ни милиция не разрешала производить маневры по живому человеку, горка стояла, поезда не формировались. И дедок всё это время давал показания, сообщил адрес прописки и проживания, свои паспортные данные. Он что, не умер сразу ради того, что пообщаться с милицией? Это самое важное в его судьбе? Вот только по словам старлея, потом ничего не совпало. Толи пожилой человек бредил под действием неведомых биохимических механизмов, толи до этого жил по чужим документам… это не мой вопрос.
Пострадавший дожил до прибытия скорой, его даже успели погрузить в машину, живого и по частям. Там он и умер. Сильно по мне проехалась первая смерть, настолько серьезно, что я сел и практически на одном дыхании вечером написал статью в городскую газету «Знамя». Статью о тех драгоценных минутах, ради которых мы как под танки бросаемся под вагоны, ради которых учим своих детей рисковать жизнями. А потом плачем на их могилах. Короче говоря, статья получилась не только эмоциональная, но и не лишенная литературных качеств. Это мне сказал главный редактор. И совершенно авторитетно заверил, что её напечатают без правок. И даже порадовался такой моей жизненной позиции.
А когда вышла газета с моей статьёй, пришла наша инженер по охране труда и сказала, что так эти вещи не делаются. Оказывается, у нас есть норматив, по которому станция обязана размещать в прессе и на телевидении материалы, пропагандирующие безопасное поведение на транспорте. Что отчитываясь по мероприятиям, она прикладывает кассовые чеки, подтверждающие оплату размещенных материалов. А в данном случае с нас не взяли деньги, значит и работа никакая не проведена, отчитаться нечем. И нет, газета со статьёй не подходит для отчета. Не знаю, как я не наорал на эту великовозрастную дуру, у которой мозг давно функционирует только в плане нормативов. Скорее всего я осознал, что некоторых людей не переделать, как некоторых не спасти. Но попытаться надо.
А самое забавное, что в результате летней газетной эпопеи я узнал интересный факт: у нас есть местное телевидение. Студия этой организации находится напротив административного здания Сортировки. Надо только перейти через пешеходный переход и не попасть под поезд. И я пошел туда.
Глава 22 Птица счастья
Найти летом время на такое дело не просто, но при желании, и если у тебя нет семьи, вполне реально. В Новоузловске всего два небоскреба высотой аж в девять этажей, и оба являются общежитиями ПО «Кран», а по-простому говоря, машзавода. Как раз под одним из небоскребов в пристройке, которая по идее должна быть столовой, располагается местная телестудия. Вход свободный, приходи и делай что хочешь в рамках дозволенного. Вот только у кого бы спросить, куда мне вообще надо? К кому податься, к самому главному начальнику или самому главному редактору?
Проблема разрешилась сама собой — первой мне попалась табличка с надписью «Редакция», а не «Главный начальник» или как-то еще в этом духе.
— Здрасьте! К вам можно?
— Да, молодой человек. Вы по какому вопросу?
— Фролов Петр Семенович, заместитель начальника станции Сортировка. По поводу взаимовыгодного сотрудничества между нашими организациями.
— Здорово! Так чётко и по существу могут изъясняться только военные.
— И железнодорожники.
— Учту — разговаривавший со мной гражданин встал из-за стола и вышел, протянув руку для приветствия. Лет тридцати пяти на вид, очки, усы, худощавый, даже худой чуть выше среднего роста, с легкой благожелательностью на лице и непричесанной шевелюрой на голове. То есть лицо тоже на голове, но ниже. Тьфу, я вам не писатель какой, чтоб красиво витийствовать. После рукопожатия выяснилось, что на их телестудии главный именно этот товарищ, Тукин Владимир, просто Владимир, и он редактор, просто редактор. Ну тогда и я просто Пётр. Вот и познакомились.
— Что вас привело в сию обитель творчества?
— Думаю, что мы можем быть полезными друг другу. В том смысле, что вы можете помочь Сортировке и городу, а Сортировка вашей телестудии.
— Пётр, даже не могу представить, чем.
— Вот в этом верю. Потому что мыслить линейно проще. Давайте я перейду к сути.
— Да, хотелось бы услышать суть — это он меня подколол?
— Я предлагаю вам поднять тему безопасности на транспорте, конкретно поведение горожан на путях станции.
— Понятно — лицо редактора поскучнело.
— Можно не просто казенным голосом рассказывать, как всё плохо на фоне статичной картинки. Я могу организовать вызов вашей съемочной бригады на каждый случай травматизма с посторонними. Сразу и немедленно. Одновременно с милицией и Скорой помощью. Вот вам и картинка, и новостной сюжет, и кровь в эфире. Уверен в сильном эффекте от таких роликов. И вообще.
— Что «вообще»?
— На загнивающем Западе телевидение борется за интерес зрителя, гоняется за жареными фактами, нанимает так называемых стрингеров, внештатников-операторов, ищет сенсации. Если верить детективным романам, то там даже приплачивают полиции за информацию о ЧП. А наше с позволения сказать еле-видение сидит в вечной коме и плюёт через губу.
— Ага, вы предлагаете себя в качестве такого информатора. А зачем вам это надо?
— Да просто задолбались уже трупы таскать с путей. Добро бы просто жмуры, а там через раз мясо.
— Фу-у! Давайте без этих подробностей. Опять же не факт, что нам разрешат наверху показывать эти самые подробности.
— Это уже вам виднее, как показывать. Сам принцип взаимодействия в таком формате интересен?
— Надо думать. Кстати, а вы выпуски Новоузловского телевидения смотрите? Какое общее впечатление?