Соседка
Шрифт:
— Картер, скажи мне, ты уже был женат? — неожиданно поинтересовалась Слоун.
— Нет. Никогда. Один раз, правда, чуть не женился.
— И что же помешало? — Девушка внезапно залилась краской. — Можешь не отвечать, — торопливо и смущенно пробормотала она. — Не знаю, зачем это я спросила.
Взяв Слоун за руку, Картер крепко сжал ее.
— Ты хотела знать, — объяснил он. — В том, что я до сих пор не женат, нет никакого душераздирающего секрета. Она — чудесная, очень красивая женщина, декоратор. У нее полно богатых клиентов. Она хотела, чтобы я работал по профессии — архитектором. Сколотил
— И где она сейчас?
— Вышла замуж за красивого богатого хирурга и ведет тот образ жизни, о котором мечтала.
— Уверена, что ее красивый богатый хирург не зарабатывает столько, сколько ты, — высоким голосом проговорила Слоун.
Мэдисон недоверчиво посмотрел на нее:
— Мисс Фэйрчайлд, я до глубины души поражен! Неужели вы умеете злорадствовать?!
Они рассмеялись. Отказавшись от заказанного кофе, они вышли из ресторана и направились к стоянке.
— А я и не знала, что ты занимался архитектурой, — заметила девушка.
— Я изучал ее пять долгих, нудных лет, чтобы доставить удовольствие отцу, который считал писательство недостойным занятием.
— И что же он теперь думает по этому поводу?
— А теперь мои книги, как охотничьи трофеи, выставлены у него на каминной полке. Они с мамой живут в Палм-Спрингз. Он бывший банкир.
— Ты любишь их?
Помолчав, Картер долго и внимательно смотрел на Слоун, а затем произнес:
— Да. Они дали мне жизнь и старались как можно лучше воспитать меня, своего единственного ребенка. Конечно, у них есть недостатки, и я страшно огорчался, просто с ума сходил, когда они потешались над моими замыслами. Так что я во многом лишь себе обязан, что стал писателем, но стараюсь не ругать их за то, что они не понимали меня и хотели навязать мне дело жизни.
— Нет ли скрытого смысла в твоих словах, этакого назидания?
Картер улыбнулся:
— Ты не только хороша собой, но и умна. — Он взял ее обеими руками за щеки, и выражение его лица внезапно изменилось. — Если твои родители не относились к тебе должным образом, это еще не значит, что ты не заслуживаешь любви, Слоун. Это не твоя вина, а их. Они были нечестны с тобой. С твоей жизнью. Так будь честна ты.
Слезы блеснули в глазах девушки, губы ее задрожали.
— Спасибо, — прошептала она и, встав на цыпочки, поцеловала Картера в щеку.
Его глаза, как факелы в ночи, горели неистовым огнем.
— Не за что, — проникновенно ответил он.
Последние строчки листа с напечатанным текстом были мокры от слез, но девушка разобрала каждое слово. Уронив руки с листком на колени, Слоун некоторое время смотрела в пространство перед собой, а затем порывисто прижала бумагу к груди. Листок был смят, все поля исписаны многочисленными пометками, часть текста — вычеркнута, но даже если бы все было выгравировано на серебре, содержимое не представляло бы большей ценности.
Они вернулись домой из ресторана. Пожелав Слоун со вздохом доброй ночи, Картер направился к себе наверх.
Оставшаяся часть рукописи так соблазнительно выглядывала из папки, что хозяйка «Фэйрчайлд-Хауса», не выдержав, облачилась в бархатный халат, взяла папку и спустилась с ней в гостиную. Разведя огонь в камине, она закуталась в плед и уютно устроилась в одном из кресел. Комната освещалась лишь слабым светом настольной лампы, и, когда Слоун дошла до последних страниц, ей стало казаться, что действие перенеслось в полумрак ее гостиной и что она — его невольная участница.
Герои были живыми, они дышали. Слоун любила Грегори так же, как и Лиза. В самом деле, чем ближе была она к концу романа, тем больше характер героини напоминал ей ее собственный; их мысли, их поступки были одинаковыми.
Когда Слоун дошла до той сцены, что они проиграли с Картером в его первое утро в «Фэйрчайлд-Хаусе», у нее было такое ощущение, что это она написала роман. Не то чтобы она могла выразить все это словами и изложить на бумаге, но Мэдисон поразительно точно передал ее ощущения, ее эмоции, желание… Как он сумел так верно описать все это, ведь он совсем не знал ее тогда! Даже мысли, которые Слоун тщательно скрывала, заполняли голову Лизы.
Определенно писатель сумел распознать в ней ту личность, которую она всегда тщательно скрывала и которой побаивалась. Как и Грегори, который знал всю подноготную Лизы, Мэдисон отлично разобрался в помыслах Слоун.
Он читал в ее душе, ощущал ее… Девушка не была бы ближе к нему, имей они одно сердце на двоих. Они были близки духовно, и это…
Ее глаза искали его, ей казалось, он просто должен быть рядом.
А Картер и был рядом. Он стоял в тени двери — босой, без рубашки. На нем все еще были выходные брюки, в которых он ходил в ресторан. В темноте разглядеть выражение его лица было трудно.
Мэдисон в жизни не видел зрелища прекраснее. Она была похожа на девочку, свернувшуюся калачиком в большом кресле. Поза Слоун выражала невинность, но лицо ее было лицом зрелой женщины.
Его сердце писателя подскочило, когда он увидел, что к груди Слоун прижимает листок его рукописи. Сколько он бился над этим заключительным пассажем, пытаясь точнее передать чувства Лизы! Интересно, узнала Слоун в героине себя?
Неужели в ее глазах слезы?! В свете огня они сияли, как бриллианты, ее волосы казались живыми. Картер обратил внимание, что девушка перестала закалывать их в пучок и носила теперь распущенными по плечам. Правда, комплимента он ей по этому поводу не делал, опасаясь, что Слоун тут же передумает и изменит свою новую прическу, которая так ему нравилась. Поэтому он предпочел молчать. В отблесках пламени ее волосы казались огненными, и молодому человеку так и хотелось согреть в них руки.
Он не сдвинулся с места, когда Слоун аккуратно уложила страницу в папку. Не шевельнулся он и тогда, когда, сбросив плед, девушка встала.
Его сердце забилось быстрее, дыхание участилось, когда Картер увидел, что Слоун протянула руку к «молнии». А затем, положив пальцы себе на плечи, девушка рванула ворот халата — о боже! — в стороны, обнажив грудь. Мэдисону казалось, что он наблюдает за тайным актом любви. Его взору открылась ложбинка между грудей, он любовался длинной шеей, пупком, животом и…