Соседка
Шрифт:
Впрочем, случилось однажды, что и Филимоновну район заподозрил в человеческих чувствах. Было ей тогда за шестьдесят или уже семьдесят, никто точно не знает, но на пенсии она завела себе собачонку, пуделя, Тяпочку. Тяпочка избалован был ею вусмерть, лаял почем зря с ночи до утра, она только пришепётывала, носясь вокруг него: «Тяпочка, сынок». Соседи по лестничной клетке пили крепкие снотворные, лишь бы на часик заснуть под визг пуделя. Указать Филимоновне на то, что она должна соблюдать тишину, не решился никто. Все жалели старуху, уж так она была со своим Тяпочкой нежна, будто и правда с ребёнком, даже называла его сыночком чаще, чем по имени. Да и потом, помрёт ведь старуха со дня на день, а перед смертью с человеком кому охота отношения портить? Ты его сейчас выругаешь, а он наутро возьмёт да помрёт. Где его потом искать, чтобы прощения попросить. Ему-то что? А тебе всю жизнь майся, мол, ты виноват, накричал, а у стариков давление, сердце, прочая требуха…
Так что терпели не из боязни, а по милосердию своему. Боялись всего одного: если помрёт Филимоновна, что делать с капризным Тяпочкой, привыкшим ко всему самому лучшему, жалко собачонку, но, случись что с его хозяйкой, Тяпочка остался бы на улице, кому такой нужен.
Однако, годы шли, по собачьему времени Тяпочка прожил больше, чем ему положено, и соседи стали бояться совсем другого. Страшно стало, чтО будет с Филимоновной, если Тяпочка помрёт раньше неё: в том, что это её сын уже никто не сомневался. Вся жизнь старухи была в этом пуделе.
– Знаешь, не понимаю, чего с ней все так носятся, это – злобная старуха, – примерно в это время рассказывала Вика Вере. – Вчера в подъезд забежал кот, а Филимоновна шла со своим этим Тяпочкой. И вдруг как накинется на кота, начала его гнать и орёт, мол, нассыт в подъезде. И даже матом его. Я прямо обалдела, она никогда ничего, кроме «здравствуй», не говорила, а тут как с цепи сорвалась на бедного кота. Я думала, она хоть животных любит, как этого Тяпочку, а она чуть пушистика мелкого не прибила. В ней столько злости…
Вера тогда не очень обратила внимания на слова подруги. Подумаешь, старуха матом ругается. Даже если и Филимоновна, живой человек ведь.
Так или иначе, а Тяпочка помер. Соседи затаили дыхание. По дому поползли вопросы, скидываться ли на гроб? Всё же старуха жила одна как перст, никто не рассчитывал, что Филимоновна переживёт удар судьбы. В подъезде возле её дверей стали принюхиваться, не идет ли трупный запах, прислушиваться, движется ли кто ещё за дверьми квартиры. Но Филимоновна день на пятый вышла во двор как ни в чём не бывало со своим вечным кошельком и направилась в магазин. Район выдохнул. Жизнь потекла по-прежнему.
Единственная загадка для района заключалась в вопросе: на что Филимоновна живёт? Все пенсионеры старались подработать, так как государственного содержания не хватало. А эта жила на широкую ногу, покупала деликатесы, постоянно делала ремонты, не сама, а вызывала целые бригады. Словом, на пенсию так не разгуляешься. Даже если она откладывала средства, пока работала, всё равно три денежные реформы в стране давно бы превратили самые большие капиталы в труху.
В общем, старуха была настолько древняя и загадочная, что вопрос Вики о царских сокровищах, был не просто шуткой, а одной из легенд. Поговаривали, будто история о её несчастной любви – полная ерунда, а Филимоновна на самом деле просто была любовницей какого-то номенклатурного работника, который задаривал её всевозможными бриллиантами и золотом. И даже пытался однажды уйти из семьи, но в партии пригрозили, что снимут с высокого поста, на том дело и кончилось. Дело-то, может быть, и кончилось, но бриллианты-то! бриллианты-то, наверняка, где-то остались…
– Да кто её знает, – пожала плечами Вика. – Слухи, сама знаешь, ходят разные. Очень может быть, что в комнате у неё тайник, где она хранит деньги или что-нибудь ценное. Может, соцработница и выпытывает что. Главное: как Филимоновна одна, так тишина, максимум – телевизор на полную врубит, а как только приходит эта, из службы, так бабка стонет.
– То как зверь она завоет? – усмехнулась Верка. – Ну, может, ей какой-нибудь массаж делают. Разминают, чтобы кровь разогнать, та от удовольствия? Не?
– Вер, да я всякое думала, тоже, как ты. Но в последнее время, где-то с месяц, мне это прямо покою не даёт. У меня что-то вроде навязчивой идеи. Спать не могу. Кручусь. Стало даже казаться, точнее один раз, а потом, точнее с тех пор… В общем, однажды, месяц назад, я услышала, как она меня зовёт.
Конец ознакомительного фрагмента.