Соседский переполох

В строгом смысле, этот вариант только внешне похож на соседство. На самом деле, он имеет вполне конкретное название, которое у нас принято называть армейской службой. Соответственно, рассматриваемые персоналии приобретают статус сослуживцев или, если служба протекает в зоне боевых действий, однополчан. В России, с её историей, такое соседство всегда было сильно распространено и всегда содержало особый подтекст.

Немного непривычно рассматривать солдата в соседнем окопе в качестве соседа, но фактически он им является. За тысячу лет нашей истории братство по оружию давным-давно трансформировалось в привычное соседство по блиндажу. Десятилетия не проходит, чтобы "текущему" поколению

не предоставили шанс примерить на себя не только гимнастёрку с сапогами и возможность разделить котелок с кашей со своим соседом, но и быть отправленным вместе с ним, ну, скажем, в закрытом гробу на одном большом самолёте. И это в реальных войнах, где убивают целенаправленно. Самый пронзительный в своей искренности вариант соседства, где твоя жизнь во многом зависит от действий стоящего рядом в едином строю. Впрочем, точно так же, как и жизни, одинаково с тобой одетых людей, зависят от тебя. Здесь ты обязан быть предельно честен со всеми, даже с совсем незнакомыми людьми. Это тебе не во двор покурить выйти…

Тут я могу опираться только на предания родственников, так как сам ни в чём подобном участия не принимал. А придумывать на эту тему всякие небылицы совесть не позволяет. Выскажу соображения только об облегчённой версии военного соседства – о казарменном соседстве. Тут спрос с товарищей по воинской части несколько другой, накал страстей направлен не совсем тебе в голову. Скорее, по пятой точке. Тоже больно, но шансов выжить несоизмеримо больше. Имеется возможность спокойно поговорить об особенностях этих месяцев совместного проживания. Кстати, не стоит уж, совсем, пренебрежительно относиться к такому "тыловому крысятничеству". Когда сто молодых человек, приблизительно объединённых одной целью, но ещё не позабывших своих "гражданских тараканов" в головах, собираются в одном помещении и проводят в нём значительную часть своей службы, то не может не возникнуть множество нюансов. Здесь мы можем применить и рассмотреть с неожиданной стороны неуставное слово "сосед" с почти полным на то основанием.

Итак, в "тренировочном" варианте призыва на срочную службу каждый год немалое число сотен тысяч призывников на год превращаются в соседей по казарме, можно сказать, в обязательном порядке. Множество "гражданских" вариантов соседства они дружно на ближайший год обменивают на один единственный, но всё объединяющий вариант – сосед в сапогах. Не все "обменивают" добровольно, но эта мелочь в казарме становится неважной. Если ты оказался здесь, значит всё произошло "по любви" и твоё нытьё (вдруг ты оказался дураком и продолжаешь скулить, когда уже поздно) будет жёстко пресечено в первые же минуты.

Я оказался, сажем откровенно, не прирождённым соседом по казарме, никогда не любил массовых собраний. Но никаких дополнительных объяснений и "вводных инструктажей по использованию" мне не потребовалось. Просто-напросто, я ещё при выгрузке из грузовика по прибытии в часть отключил некоторые участки головного мозга и спокойно сориентировался в обстановке без всяких малодушных угрызений совести. Некоторым это не удалось, и для них притирка прошла несколько сложнее. Но очень скоро все сто процентов обитателей казармы стали образцовыми соседями. Категорически против распространения подобного "принуждения к образцовому соседству" на гражданскую жизнь, но что-то положительное в этом есть. Надо подумать, что именно…

Исподволь и незаметно происходит привыкание к распорядку дня и субординации. Даже удивительно, что ты с удовольствием и непринуждённостью способен проделывать манипуляции, о которых ещё пару недель назад и думать-то боялся! А сейчас спокойно копошишься в каком-нибудь дерьме вместе со всеми и тебя распирает от гордости за возложенное высокое доверие. За последние сто лет (чтобы далеко не углубляться) наша армия пережила столько небывалых взлётов и сокрушительных падений, что в генетической памяти современных призывников заложена стойкая сопротивляемость к любым невзгодам, к которым происходит почти моментальная адаптация. Происходит перестройка всего твоего внутреннего мира, твои

прежние установки представляются уже смешными и несерьёзными, ты забываешь, что можно реагировать по-другому, не так, как тебя приучили добрые дяди в погонах. Освобождаешься от многого наносного, что тебя смущало до армии. Происходит твоё перерождение…

Много чего интересного происходит в большом коллективе одинаково подстриженных и одетых людей. Кому-то покажется незначительным, но для меня до сих пор остался не прояснённым вопрос, связанный с утренней побудкой. Вроде, чепуха, но, если досконально разобраться в химических процессах, происходивших в лопоухих головах обитателей казармы в этот момент, многое в организации армейского быта станет понятным. Как это удавалось нашему ротному – "химику – технологу" и гениальному инициатору этих процессов? Для меня загадка…

Почему-то принято считать, что команда "Рота, подъём!" должна звучать зычно и будоражить сознание до степени заикания. Глупости! Совсем необязательно орать благим матом, чтобы вылетали стёкла вместе с рамами и в пустые проёмы выдувались одеяла. Нет необходимости в такой экзальтации и сгущении красок! Достаточно встать у входа и, не включая свет, вкрадчивым, по-отечески, ласковым и бархатистым тенорком спокойно проговорить команду, тщательно артикулируя каждое слово. Никакого трагизма в голосе и призыва к молниеносному действию. Всё очень спокойно и уравновешенно.

Каждый звук этого вежливого пожелания подняться на построение доходил до каждого гораздо быстрее, чем отвратительный фальцет сержанта, который тоже нас поднимал в пересменку с командиром. Можно задаться вопросом: "И почему всегда нельзя говорить вежливо?" Мы с ребятами в курилке поначалу пытались найти ответ, а потом бросили – гиблое это дело – задавать вопросы в армаде, а ответы искать – тем более…

Они всегда и всюду встречаются в нашей жизни. У тебя не получится разминуться с ними по жизни – обязательно столкнёшься. Чаше это происходит незаметно и буднично, как само собой разумеющееся. Но бывают случаи тяжёлые, запоминающиеся, которые карябают значительный промежуток времени. Настолько значительный, что тебе уже начинает казаться его незыблемость.

Постоянное присутствие такого истукана на твоём пути представляется уже обязательным и даже нормальным состоянием окружающей действительности. К этой аномалии привыкаешь настолько сильно, что свыкаешься с мыслью, что так было всегда и всегда будет. Любое изменение во внешнем облике данной константы воспринимается, как нечто выдающееся, выходящее за рамки обыденности… В любом другом случае будет уместно использовать слово "чудо". Тут оно мне не даётся…

Неожиданно для самого себя осознаёшь, что принимаешь такие "уточнения", как выпад против себя лично. И уже давным-давно вылетело из головы, что, вообще-то, само существование этого молчаливого рудимента человеческой бесхозяйственности, халатности и откровенного разгильдяйства и есть самый настоящий выпад не только против тебя, но и самого здравого смысла, каким его понимают вменяемые граждане.

Хотелось бы, поговорить о самых больших наших соседях, в буквальном смысле этого слова. О зданиях, сооружениях, домах и прочих постройках, которые в результате всевозможных обстоятельств, оказались вне своего смыслового ряда. И своим "выдающимся" состоянием влияют на нашу жизнь больше, чем рядовые, приспособленные к жизни, собратья. Волей-неволей наделяешь их свойствами одушевлённых, но безмолвных персонажей…

А некоторых уже и нет давно, но они зримо присутствуют в памяти. Настолько сильно врезались в твоё естество, что и после удаления из мира живых, они присутствуют в тебе и продолжают бередить воспоминания. Конечно, на первом месте для меня стоит образ моего первого московского дома – вставки у Большого театра, в котором я провёл почти шесть своих первых лет жизни. Туча самых разных, но бесконечно тёплых и волнительных образов… Оставим этого исчезнувшего "мертвеца" для другого сочинения…