Сошедшие с небес (сборник)
Шрифт:
Мне вспоминались губы Тинк. Я порылся в кармане куртки и вытащил пачку сигарет.
Закурив одну, я вдохнул, после выпустил в теплый ночной воздух синий дым.
Возле моей гостиницы росла чахлая пальма, и я решил немного пройтись, не выпуская дерева из виду, выкурить сигарету, может, даже подумать о чем-нибудь; но для последнего я был слишком опустошен. Я чувствовал себя совершенно бесполым и очень одиноким.
Приблизительно в квартале от пальмы стояла скамейка, и, дойдя до нее, я сел. Я резко швырнул окурок на тротуар и стал смотреть, как катятся в разные стороны оранжевые
— Я бы купил у тебя сигарету, приятель, — сказал кто-то. — Вот.
Перед моим лицом возникла рука с четвертаком. Я поднял глаза.
Он выглядел не старым, хотя я не мог бы определить, сколько ему лет. Под сорок, наверное, или за сорок. На нем было длинное поношенное пальто, в свете желтых фонарей показавшееся бесцветным, и темные глаза.
— Вот. Четвертак. Это хорошая цена.
Покачав головой, я достал пачку «Мальборо» и предложил ему сигарету.
— Оставьте деньги себе. Возьмите. Бесплатно.
Он взял сигарету. Я протянул ему коробок спичек (с рекламой секса по телефону, это мне почему-то запомнилось), и он прикурил. Он протянул мне назад коробок, но я покачал головой.
— Оставьте себе. В Америке у меня вечно скапливаются спичечные коробки.
— Ага.
Сев рядом со мной, он стал курить, а, докурив до половины, постучал тлеющим концом по бетону, затушил и заложил бычок себе за ухо.
— Я мало курю, — сказал он. — Но жаль выбрасывать.
По улице пронеслась, виляя с полосы на полосу, машина с четырьмя молодыми людьми. Двое впереди вырывали друг у друга руль и смеялись. Окна были опущены, и я услышал и их смех, и смех второй пары на заднем сиденье («Гарри, придурок! Что ты, мать твою, ооммм паррр?»), и пульсирующий ритм какого-то рока. Песни я не узнал. С визгом тормозов машина повернула и скрылась за углом.
Вскоре стих и шум.
— За мной должок, — сказал мужчина на скамейке.
— Извините?
— Я вам что-нибудь должен. За сигарету. И за спички. Денег вы не возьмете. За мной должок.
Я смущенно пожал плечами:
— Да будет вам, это всего лишь сигарета. На мой взгляд, если я даю сигареты другим, то когда-нибудь, когда у меня кончатся, мне, может, тоже кто-нибудь даст. — Я рассмеялся, чтобы показать, что говорю не всерьез, хотя на самом деле так оно и было. — Не берите в голову.
— М-м-м. Хотите послушать историю? Правдивую историю? Раньше истории всегда были хорошей платой. Правда, сегодня, — он пожал плечами, — уже не настолько.
Ночь была теплой, я откинулся на спинку скамейки и глянул на часы: почти час. В Англии уже занялся стылый новый день, рабочий день для тех, кто сумеет одолеть сугробы и попасть на работу; еще десяток стариков и бездомных умерли этой ночью от холода.
— Конечно, — сказал я мужчине. — Конечно. Расскажите мне историю.
Он кашлянул, сверкнул белыми зубами — вспышка в темноте — и начал.
— Первое, что я помню, было Слово. И Слово было Бог. Иногда, когда настроение у меня хуже некуда, я вспоминаю звучание Слова, как оно придает мне форму, облик, наделяет меня жизнью.
Слово дало мне тело, дало мне глаза. И я открыл глаза и узрел свет Серебряного Града.
Я стоял посреди комнаты,
Не знаю, сколько я ждал так. Но никакого нетерпения я не испытывал. Это я помню. Я словно бы ждал, когда меня призовут, я знал, что пробьет час, и меня призовут. А если мне придется ждать до конца времени, а меня так и не призовут, что ж, меня и это устраивало. Но я был уверен, меня призовут. И тогда я узнаю мое имя и мое Назначение.
Через окно мне были видны серебряные башни, и в других башнях тоже были окна, а в них я видел таких же, как я. Вот откуда я узнал, как выгляжу.
Глядя на меня сейчас, этого не скажешь, но я был прекрасен. С тех пор я опустился.
А тогда я был выше, и у меня были крылья.
Это были огромные, могучие крылья с перьями цвета перламутра. Они росли у меня прямо между лопаток. Они были прекрасны. Мои чудесные крылья.
Иногда я видел таких же, как я, тех, кто уже покинул свои комнаты, кто уже выполнял свое Назначение. Я смотрел, как они парят по небу от башни к башне, выполняя задания, недоступные моему воображению.
Небо над Градом было чудесным. Оно всегда было светлым, хотя освещало его не солнце, возможно, его освещал сам Град, но краски на нем постоянно менялись. То оно было светло-свинцовым, то вдруг становилось нежно-золотым, или мягко-аметистовым.
Мужчина умолк и посмотрел на меня, склонив голову набок.
Вы знаете, что такое аметист? Такой сине-пурпурный камень.
Я кивнул.
В паху у меня было как-то неуютно.
Мне пришло в голову, что сидящий рядом со мной, возможно, в здравом уме, и это встревожило меня больше, чем вероятное помешательство.
Мужчина снова заговорил.
— Не знаю, сколько я ждал в моей комнате. Но время не имело значения. Тогда еще не имело. У нас было все время на свете.
Следующая перемена произошла со мной, когда ко мне вошел ангел Люцифер. Он был выше меня, его крылья подавляли, его оперение было великолепным. Кожа у него была цвета дымки над морем, а серебристые волосы мягко вились, и эти чудесные серые глаза… Я сказал «у него», но поймите, ни у одного из Нас не было пола. Он указал на свой пах. — Гладко и пусто. Там нет ничего. Ну, сами знаете.
Люцифер сиял. Я не для красного словца говорю — он действительно светился изнутри, все ангелы светятся, сияют льющимся из них светом, и в моей келье ангел Люцифер сверкал, точно молния в бурю.
Он поглядел на меня. И он дал мне имя.
«Ты Рагуэль, — сказал он. — Возмездие Господне».
Я склонил голову, ибо я знал, что это истина. Это было мое имя. Это было мое Назначение.
«Случилось… случилось неверное, — сказал он. — Первое в своем роде. В тебе возникла нужда».
Повернувшись, он оттолкнулся и взмыл в пустоту, и я последовал за ним, полетел над Серебряным Градом к его окраине, где кончается Град и начинается Тьма. Когда мы спустились ниже, я узрел у подножия высоченной серебряной башни нечто невероятное: я увидел мертвого ангела.