Сошел с ума
Шрифт:
— Подождите!.. Я вспомнил. Трубецкой в Москве.
— Ну-ка, отпустите его, — распорядился Георгий Павлович.
Мгновенно мизансцена была восстановлена: я в кресле, истуканы на стульях у стены.
— Попить бы! — попросил я. Георгий Павлович прошелся по комнате, сунув руки под мышки.
— Потерпи, дружок. Скоро напьешься… И где же он в Москве прячется?
— Не знаю. — На высокое чело хозяина набежала горькая дума, и я поторопился добавить: — Он позвонит мне в гостиницу.
— В какую
— В «Россию». Я же там остановился.
— Когда? Позвонит когда?
— В семь часов.
Георгий Павлович вернулся за стол и разглядывал меня с таким выражением, с каким опытный ботаник разглядывает прикнопленную бабочку, которая продолжает почему-то трепыхаться.
— Тянешь время?
— Нет, это правда.
— А Полинка где?
— Полюшка в Париже.
— Курить хочешь?
— Пить очень хочу.
Он сам закурил.
— Значит так, писатель. Теперь я вижу, что ты человек неблагодарный и неумный. Я пытаюсь тебя спасти, а ты что делаешь?
— Что я делаю?
— Ловчишь, химичишь. Но ведь это все напрасно. Только затягиваешь агонию… Ладно, говори прямо и честно — готов помочь?
— Конечно, готов. У меня же выбора нету.
— Нету и больше никогда не будет. Сам виноват, зачем спутался с отребьем. Все-таки поразительно! Как это Полинке удается. Ловит вашего брата, особенно пожилого, на крючок, как пескарей. Не отрицаю, в постели она бесподобна. Пробовал, как и другие. Но тебе-то это зачем, Миша? Из тебя же песок уже сыплется… — обернулся к истуканам: — Алеха, принеси нам с писателем пива. Пиво будешь?
— Ага!
Пока пили пиво (наше, «Тверское»), договорились вот о чем. Меня отвезут в гостиницу, к семи туда прибудет лично Георгий Павлович, чтобы проконтролировать разговор с Трубецким. Моя задача: выманить подонка на встречу. Это цена помилования. Я с готовностью соглашался с каждым словом. Более того, взбодренный холодным свежим пивом, я почувствовал к собеседнику прилив симпатии. Железный человек, бьет в одну точку, как дятел. И уши пока не отрезал.
Из офиса меня вывели с завязанными глазами, но на своих двоих.
С ветерком промчались по городу, и вот мы уже в гостиничном номере вместе с Алехой и его напарником, которого звали Николаем. За три часа ожидания распили на троих бутылочку водки, пожевали горячей пиццы, которую заказали в номер из ресторана, и немного подружились. Ребята оказались незамысловатые, как ранние огурцы с грядки. После третьей чарки, Алеха задушевно попросил:
— Ты на нас зла не держи, Ильич. Мы люди подневольные. Всякий бабки рубит, как умеет… А ты правда книжки пишешь?
— Правда.
— Дашь нам с Коляной по автографу?
— С удовольствием. Но все книги на квартире. Туда еще вернуться надо.
Парни переглянулись.
— Да, это вопрос, — задумался Алеха. — Но ты Гоше зря не перечь, может, пощадит.
Я разлил остатки из бутылки.
— И сколько у меня шансов, по-вашему?
— Два из ста точно есть, — утешил Алеха. — Ты как считаешь, Коляна?
— Половина на половину, не меньше, — буркнул Коляна, который если и открывал рот, то чтобы изречь нечто весомое. Парни горячо заспорили, и я, глубоко заинтересованный, выставил вторую бутылку из заначки. Много важного услышал и, главное, то, что мне и самому приходило в голову. Коляна высказал соображение, что Георгий меня не тронет, пока Трубецкой на воле.
— Почему? — спросил я.
— Эдика лучше не злить, — со странной уважительностью ответил Коляна. — Себе дороже выйдет.
— Вы его знаете?
— Кто же его не знает.
— И Полину тоже знаете?
— Встречались, — нехотя процедил Алеха. — Крутая телка.
— Круче не бывает, — подтвердил Коляна. — Ты-то кем при ней, Ильич?
— Я ее муж, — скромно признался я. Ребята дружно гоготнули, Алеха поперхнулся водкой, и оба уставились на меня с недоверием.
— Блефуешь, батяня?
— Сукой буду, — сказал я. — Век воли не видать.
После этого признания отношение ко мне изменилось еще к более лучшему. Алеха доверительно поведал, что сперва они с Коляной работали на Костю Жмыха из Люберец. Но там нравы первобытные, бескультурье, да и бабок много не срубишь. У Циклопа организация солидная, престижная, щупальца на всех континентах, в нее члены правительства входят.
— Да чего тебе толковать, Ильич, верно? — Алеха застенчиво сморгнул. — Ежели ты ее законный муж.
— Муж, муж, — уверил я. — Вон паспорт в тумбочке, погляди.
Поглядев по очереди паспорт, оба перешли со мной на «вы».
— Вы не подумайте чего, — усмехнулся Коляна. — Мы с Алехой уши не режем. Только пугаем. Но все же простите, если чего не так. Да, Леша?
— Откуда мы могли знать!
— А раньше вы кем были? — поинтересовался я. — До того как овладеть хорошей профессией?
Оказалось, оба из студентов. У обоих за плечами по три курса МВТУ. Оба мастера спорта по лыжам.
— Не жалеете о прошлом?
Загрустили ребята, но ненадолго.
— Чего жалеть, — Алеха светло улыбнулся. — Глупо. У жизни свои законы. У меня батя доктор наук, профессор. По утрам по помойкам шарит. Но что характерно. У меня деньги брезгует брать. Совковая психология. Их уже не переделаешь.
— Да, — согласился я. — Некоторые так воровать и не научились, хотя возможностей полно. Непонятно даже… Ведь вымрут, как мамонты.
В половине седьмого заявился Георгий Павлович, озабоченный, энергичный. Окинул комнату проницательным оком и сразу учуял какие-то перемены.