Сосны шумят (сборник)
Шрифт:
В ту же минуту дедушка Колдырь взмахнул руками, удерживая равновесие. Он споткнулся о колесо искалеченного мопеда. Лейтенант Грошев сделал шаг к нему. В этот момент из бузинных кустов выполз на дорогу перепуганный Ростик, а в противоположную сторону, прочь от дороги, шастнул Иван.
— Ванюшка! Ах ты, ботало коровье, стой-ка! — Голос у дедушки Колдыря был необычный, сердитый.
— Так, — сказал лейтенант Грошев. — Это что, марсиане тут приземлились? — Он показал на разбитый мопед.
— На Марсе воздуха в восемь раз меньше,
— Да? Поди ж ты! Так это, может, кто-то чужой мопед разбил, а?
— Ты чего ж это в сад-то не вернулся? — спросил Ростика дедушка Колдырь.
— А ты кто такой? — одновременно спросил его лейтенант Грошев.
— Ростик.
— А Харитонов кто? Он с тобой?
— Харитонов — это я, — прошептал Ростик.
— Ты?
Лейтенант Грошев захохотал.
— Хвостик! Дежурный-то не понял! Ростик, значит, а не хвостик, как это я не догадался! Ну, небеса проясняются. Значит, вместо двух пропаж — одна, и та нашлась.
Он опять засмеялся, а потом строго сказал Ивану:
— Ну, вот что. Ты давай транспортируй мопед домой, получай за это порцию благодарности, а завтра чтоб в отделение пришёл.
— Зачем? Я ничего не сделал… — заканючил Иван. — Это Федькин мопед, не чужой.
— Я уж понял, что Федькин.
— Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился…
— Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор.
Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком.
— Ну что, милок? — обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. — Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы.
— Идите, Фома Никитич. Я сейчас на катере его отвезу.
Кеша поглядел на Ростика, потом па лейтенанта Грошева.
«А что же будет со мной?» — спрашивали его глаза.
Глава десятая
У КАЖДОЙ СОБАКИ ДОЛЖЕН БЫТЬ ХОЗЯИН
Елизавета Елизаровна не отрываясь глядела на дорогу, которая вела через луг к реке. А мама всё ходила взад и вперёд, от кривой сосны до пенька и обратно. Елизавета Елизаровна держалась за щёку, как будто у неё только что вырвали зуб.
На дорожке показалась возбуждённая Мария Васильевна:
— Нашёлся! Звонили! Сейчас привезут.
И все трое, как ребята, когда играют в салочки, побежали вниз и через луг — к реке. Маму осалить мог бы разве что только ветер — так быстро она неслась к берегу. Вот и берег. Милицейская моторка гонит волны сразу вверх и вниз по течению и шумит, и кричит что-то неразборчивое. Вот уже видно всех, кто сидит в катере. «Они нашли его с ищейкой, — думает Мария Васильевна, — Вот паршивец!»
«Наконец-то нашелся! Но откуда и зачем с ними собака?» — думает Елизавета Елизаровна.
«Сыночек, целый, живой!» — думает мама и не замечает ни милиционера, ни собаки.
Мотор замолкает. Катер наполовину наползает на берег. Прибрежные волны и мокрый песок приветствуют Ростика по-своему: песок шуршит, а волны плещут, точно хлопают в ладоши.
Первым перешагивает через борт улыбающийся лейтенант Грошев, следом спрыгивает Кеша — хвост ещё колечком, но колечко свесилось. А потом, ухватившись за руку лейтенанта Грошева, из лодки выбирается Ростик. Он минутку стоит на сыром песке, сандалики подмокают, потом он бросается к маме и устраивает рёв — громкий, безутешный, очень дошкольный рёв. И мама берёт его на руки, как маленького, и все идут к детскому саду. И сосны чуть-чуть расступаются, чтобы все могли идти рядом. Мама, не спуская с рук, несёт тяжелого Ростика. Он перестал реветь и теперь только иногда вздрагивает и всхлипывает, лейтенант Грошев рассказывает, как всё было, и Кеша — нога за ногу, нос опущен — ковыляет рядом с ним.
Елизавета Елизаровна и Мария Васильевна ушли к ребятам. Ругали Ростика. А как же! Столько заставил всех волноваться. А потом — простили. Успокоились, что цел, и простили. Они ведь обе добрые.
Елизавета Елизаровна спросила:
— Но ты определённо не кашлял?… Нет, это не пертуссис.
Теперь Ростик сидит у мамы на левом колене, а Кеша — рядом с правым, и мама гладит его правой рукой.
— Может быть, я сама виновата, — говорит мама лейтенанту Грошеву. — Я не выношу чёрствости в людях. Я сама приучила его оказывать помощь тем, кто слабее. Читала ему книжки, и когда мы гуляли… Сама виновата, — перебивает она себя. — Вот он что натворил.
Мама издыхает и гладит сразу двумя руками — Кешу и Ростика.
— У вашего сына был трудный выбор, — говорит лейтенант Грошев. И, помолчав, добавляет: — У каждой собаки должен быть хозяин. Каждая собака имеет на это право.
— Да, — согласилась мама, — Да, конечно. Но что же будет с этим хорошим псом?
Кеша насторожил уши. Оглядел каждого по очереди.
— У меня их четверо, — сказал лейтенант Грошев, почему-то смущаясь. — Прямо ума не приложу. Что делать, ласковый, а?
Кеша вильнул хвостом, моргнул, ничего не ответил. Глеб уехал. А больше Кеша ничего не знает.
— Эх… — сказала мама. — Во-первых, я работаю, Во-вторых, квартира маленькая. — Ростик не понял, зачем мама про это говорит. — Но, — продолжала она, — сын у меня растёт, помощник. А квартиру в завкоме уже обещали. Значит, дадут. А? — обратилась она к Ростику.
И начался страшный шум. И Ростик повис у мамы па шее. И Кеша подпрыгивал, чтобы лизнуть маму непременно в кончик носа, и лейтенант Грошев улыбался и почему-то благодарил.