Сотовая бесконечность
Шрифт:
У Сергия душа давно ушла в пятки, а может, и вывалилась в сапоги. Опыта у мальчишек кот наплакал – ускоренные лучмётные курсы, Сурское пехотное училище.
– Встать! – шёпотом отдаёт приказ комроты, когда ракеты гаснут.
Ребята поднимаются и короткими перебежками продолжают свой путь.
Санька виновато оглядывается по сторонам. Друзья молчат, лица сосредоточенные, хмурые. Санька ещё успевает подумать, как быстро они на войне привыкли к самому страшному, как пуля ударяет его в грудь. Мальчишка нелепо взмахивает руками, словно пытаясь поймать муху, и падает на труп вражеского офицера,
Комроты обшаривает карманы Саньки, вытягивает солдатский билет, сквозь зубы тихо ругается, злобно командует: «Какого винта пасти раззявили! Вперёд и без заминок!»
Лучмётчики шагают дальше без остановок, вперёд и до следующего падения.
Последние метры несколько поредевшая рота двигается ползком, ребята практически плывут в жидкой грязи, как рыбы хватают ртами воздух, – над головой огненная сеть, сотканная из пуль, снарядов, ракет и лучей. Враг старается выбить подкрепление до того, как оно займет свои позиции. Поле кажется бесконечным, все силы уходят на то, чтобы не утонуть и не зацепиться за смертельную сеть. О том, что предстоит ещё и воевать, юнцы просто забывают. Они сваливаются в траншеи, грязные, как черти из ада, и долго лежат, не в силах осознать: прибыли. В первые мгновения им даже кажется, что самое страшное уже позади. Вроде как Конец Света уже состоялся, а мы ещё живые.
– Какого демона! И де так долгонько шатались?! Рассвет вскорости! Ждём вас… – «приветствуют» подкрепление бывалые фронтовики, добавляя совершенно непечатные словеса. Новички ошалело приподнимаются и смотрят, как бравые вояки лихо переваливаются через бруствер и споро ползут по грязи, вместе со своими лучмётами, в ту сторону, откуда только что притащились мальчишки.
– Они куда? – выдавливает кто-то.
На глазах у Сергия выступают слезы. Хорошо, что в темноте не видно. Подспудно ребята ожидали, что «старики» их встретят, объяснят, как надо воевать, что делать и как вести себя. Они же выжили! Значит – умеют воевать!
– Слёзы и сопли отставить! – командует комроты Мишаин Петро Валькович. – Им надобно затемно в тыл утянуться, дабы хансы не приметили. – Он добродушно усмехается, превосходно понимая, что творится на душе у пацанов. – Всё, ребятушки. С момента сего вы – фронтовики. Что бы дале ни стряслось, никто не скинет на то, что вы всего лишь недоученные курсанты. Вы – уже воины! А те, кому полечь судилось на пути сюда – пали смертушкой отважных. Для хансов вы таки ж солдатушки, как и вои, только что отсель ушедши. Пять хвилинок на отдых, и расчетам приступить к подгонке своих выкопов!
Слова ротного привели всех в чувство. Сергий успевает подумать, что с таким командиром они не пропадут, как его в бок толкает Вас Льц.
– Гля, гля, а ровики стары, давненько копали, вона бочины как вытерты, заеложены, до блеску! Значитца, крепенько тут стоим.
– Могёт, у хансов отбили! – возразил Сергий. – Мене чеши языком, приказ был, лучмёты к бою ладить.
Как ни странно, но в их голосах уже не было паники, нахлынувшей некоторое время назад. Голоса стали спокойными, словно эти пацанята уже воевали много лет. В считанные минуты лучмёты были собраны и задрали
– Памятуешь, в училище грезилось, скорше б до фронту? – спросил Вас, когда, закончив сборку, их расчет прикорнул на дне рва.
– Ага, вона теперича на передовой мы, – ответил Федул. Он пришёл в училище толстощёким крепышом, который мог переломать подкову ладонью. Сейчас бы он, пожалуй, смог переломить две подковы, поднатаскался станин и зарядников к лучмётам. А вот румянца на его бледных щеках давно не наблюдалось. С тех самых пор, когда у него на глазах разорвало другаря, с которым из одного туеса чай пили.
Небо горело от ракет, чей мертвенный свет заливал даже дно рова. От этого потустороннего свечения лица казались белёсыми, перепуганными.
– На фронте. Ужо и в нашем расчете потери, Санька полёг, – ответил Вас.
Все угрюмо замолчали. Пули мерзко посвистывали над самым ровом. Где-то выше шуршали пролетающие в обе стороны рои ракет. Подсыхающая одёжа неприятно липла к телу.
– Да, ребятки, – сказал Петро Валькович, подходя к ним, – дочекались. Вы на фронте. Теперича дулжно воевать справно, как я вас научал. Не осоромьте меня!
Ротный, старлей, был боевым командиром. На войне давно. Вроде бы даже с самых первых дней. Лучмёт знал в совершенстве и поучал курсантов до кровавого пота веденью беглой пальбы, мгновенной разборке и сборке тяжеленной махины, заставил каждого расчетного командира затвердить аки молитву «Порядок деяний при отказе матчасти».
– Что, мулодцы, страшно? – спросил подошедший вместе со старлеем замкомроты по духовной части младший политвед Амсал Имов. Говорили, что до войны он был письменником, а может быть, и стихотворцем. Совсем молодой, годился в сыновья Мишаину, но вместе они работали как единый прилад. Иногда юным воителям мстилось, что командиры понимают друг дружку с полувзгляда.
Мальчишки, уже полчаса как воины, промолчали.
– Трусят, – улыбнувшись, сказал Мишаин. – Токмо не сознаются.
– Не трусим мы! – горячо возразил Федул.
– Да не соромьтесь, – добродушно ухмыльнулся Амсал. – Все трусят.
– И вы? – Не удержался Вас.
Ребята оживлённо зашевелились. Неужто их бравый командир, кавалер ордена «Храбрая Душа» первой ступени, такоже трусит?! Волк войны? Трусит в точности, как и они, мелкие щены?
– А как же ж! Иль мы не люди? – ответил за двоих Мишаин. – Равно хочем жить. То и трусим, ан виду никогда не кажем. И вы не показывайте!
– Ага, не тот трус, кто боится, а тот, кто бежит! – заговорщицки, словно выдавая огромную военную тайну, молвил Амсал. – Выше носы, военные! Всё едино как в атаку первый раз подымаесся – кишки отрабатывают сами собой. Портки напрочь пропадают… по себе знаю.
– Неча поробить, храбрецы мои, – тяжело вздохнув, сказал Мишаин. – Не мы на них рыпнулись. Оне нашу землю испоганили. То оне вознамерились нас рабами створить. То оне объявили себя избранным племенем. А всех прочих – поганой нечистью. С такими разговор один – добра пуля иль горячий луч, да прямо в морду. Чтоб другим неповадно было. Мы же с вами – мужи. Значит – воины. Вот и воюем. Так что трусь не трусь, однако же драться надобно.