Соули. Девушка из грёз
Шрифт:
— И ты… победил. — Оборотень шумно втянул воздух, оглядел притихшую свору подданных. Сказал, повысив голос: — Человек победил!
Ему ответили дружным ропотом. Моё сердце в который раз споткнулась, пальцы сами вцепились в локоть Райлена.
— И победил честно! — прогремел зеленоглазый.
Снова ропот, смешанный с рыками и свистом.
— И он достоин! — возвестил Вожак.
Секунда тишины и мир взорвался. Рычание, топот, вой… всё! Я едва не оглохла, так вцепилась брюнета, что тот охнул. И лишь когда первая волна ужаса схлынула, до сознания начало
В тот же миг губы Вожака растянулись в улыбке. Не радостной, а какой-то отеческой что ли. Он мазнул взглядом по моему лицу и вновь обратился к Райлену.
— Руку!
Брюнет протянул левую, потому что на правой висела я.
Вожак кивнул каким-то своим мыслям и ухватил герцога за запястье. Я взвизгнула. А как иначе? Ведь серебряные и золотые узоры, покрывавшие тело главного оборотня, пришли в движение. Два завитка, переплетавшие предплечье стремительно поползли вниз, шустрыми змейками скользнули по ладони и перебрались на руку Райлена. И лишь достигнув покрытого грязевыми разводами плеча, замерли, свившись в замысловатый узор.
— Нарекаю тебя Отчаянным, — пробасил Вожак. — Добро пожаловать в Стаю.
Что? Какая ещё стая?
Моё недоумение было столь явным, что зеленоглазый снизошел до «пояснений»:
— Он человек, но он достоин.
О, Богиня! Это что же получается? Райлен теперь оборотень?!
Наверное, от растерянности, спросила вслух. Иначе чем объяснить, что Вожак ответил?
— Оборотень. Не по крови, по духу. Поверь, это ничуть не меньше. — А после повернул голову и крикнул так громко, что я даже отпрянула, не в силах выдержать напор: — Мирра!
Толпа полуголых, косматых мужчин, расступилась ну о-очень почтительно. Многие согнулись в поклонах. На овеянную предрассветной серостью поляну, вышла невысокая худенькая женщина в длинном, сером платье. Уверенно и степенно названная Миррой зашагала к нам.
Правда я в этот миг не о женщине думала, а о том, что… нечестно давать Райлену такое прозвище. Нечестно и всё тут. Ведь это я — отчаянная! Это меня так назвали! Да, не оборотни, а тролли, но всё-таки…
— Ритуал соблюдёт, — сказал зеленоглазый, когда Мирра приблизилась. Приправил слова учтивым, хоть и не слишком глубоким поклоном.
Женщина поклонилась в ответ и обратилась к Райлену:
— Руку.
Опять? Что на этот раз? Блох напустят?
Не знаю почему, но мысль о том, что эта женщина прикоснётся к черноглазому спесивцу, вызвала такую волну злости, что я едва зубами не заскрипела.
— Правую, — тихо подсказала Мирра, когда маг, по привычке, протянул другую. — Ладонью вверх.
Правую? Она что же хочет, чтобы я… отпустила?! Да ни за что!
— Соули, — прошептал герцог. — Отпусти локоть.
Что?! Так он, так он… О, Богиня! Да пожалуйста! Не больно-то и хотелось!
В уголках губ непонятной и весьма неприятной Мирры появилась улыбка. И я уже хотела сказать всё что думаю и о её платье, и о неказистой фигуре, и о морщинках в уголках глаз, когда услышала:
— Положи свою руку поверх его. Ладонью вниз.
Ну я и положила.
Не знаю, что такого смешного было в моём движении, но Мирра разулыбалась во всю ширь. Мне даже боязно стало — как бы у старушки рот не порвался. Тем более тут, как назло, лекарь один имеется… он правда по коленкам и копчикам, но чем пьяный тролль не шутит?!
— Не пыхти, — прошептал герцог и я… я прям таки захлебнулась возмущением.
Кто пыхтит? Я?! Да я, я…
Додумать не успела — в руках Мирры появилась белая нитка. Простая до неприличия. Представительница блохастого народа споро обмотала нитку вокруг наших запястий, завязала на двойной узелок. А после отступила на полшага и сказала:
— Сын чужого мира, ты достоин. Посему, нарекаю тебя мужем. — Взгляд на меня, улыбка и невозможное: — Дочь нашей крови, он достоин. Посему, нарекаю тебя женой. Отныне и навсегда. Во всех мирах. И даже Грань не разлучит вас!
Едва отзвучало последнее слово, нить начала таять. О, Богиня! Это… это что?!
Изумлённая, повернула голову, позвала тихо:
— Господин Райлен…
— Госпожа Соули? — мгновенно отозвался он. И по тону, и по блеску в глазах стало совершенно ясно — брюнет, в отличие от меня, не удивлён.
Я вспыхнула. Не от смущения, нет… от возмущения! Ведь мог сказать, мог предупредить!
— Господин Райлен! — уже не звала, рычала.
— Госпожа Соули? — прикинулся дурачком он.
Нет, маг в самом деле невыносим! Ужасен! Несносен! И я уже открыла рот, чтобы сказать всё это вслух, когда в разговор вклинился Вождь.
— Э… — многозначительно протянул зеленоглазый. Боязливо попятился и добил: — Можешь поцеловать жену.
Кого?!
— Госпожа Соули, разрешите…
Ответить не успела, потому что в следующий миг оказалась прижатой к крепкому мужскому телу, а губы Райлена… О, Богиня! Они не просто целовали — лишали всякой воли к сопротивлению! Горячие, почти жгучие. Страстные и нежные одновременно. Сладкие и в то же время горькие. Наглые, но… но самые желанные на свете.
О, Богиня! Спаси!
Мир снова взорвался. Крики, рыки, свист… всё смешалось в жуткую какофонию, но даже она не отрезвляла. Оборотни, которые всё это время терпеливо держались в отдалении, хлынули к нам. Мощные, косматые, босые, они лучились улыбками, хлопали Райлена по плечам и… и такие пошлости говорили. Начиная традиционным «плодитесь благостно!» и заканчивая жутким «заставь её извиваться!», или «пусть до утра стонет!».
Это потом, много позже, мне объяснили, что для оборотней подобные фразы — обязательная, неприкасаемая часть брачного ритуала, но тогда, на утопающей в сером мареве поляне, я не понимала. Краснела, бледнела, норовила уплыть в обморок. В итоге, спряталась на груди Райлена и постаралась убедить себя, что речь вовсе не о том, о чём думается… О, Богиня! Мне никогда так стыдно не было!
…Всё закончилось по знаку Вожака — кажется, он был единственным, кто сохранил разум в этой ситуации. Едва толпа разгорячённых весельем оборотней отступила, указал на алую полосу, вспыхнувшую над лесом. Пробасил: