Сова
Шрифт:
– Об этом деле?
– Да.
– Между нами?
– Да?
– У меня чертовски нехорошее чувство. Что-то в нем есть, я уже это чувствую, понимаешь, о чем я?
– Мрак, – тихо сказала Миа.
Мунк медленно кивнул, свернул с главной дороги и проехал по аллее на свет, исходивший из одной из теплиц в глубине.
17
В маленьком кабинете Хелене Эриксен повисла глубокая печаль. Миа мысленно поблагодарила Холгера за то, что он дал светловолосой женщине и другим жителям время переварить шок. Сейчас она жалела, что они вообще приехали, потому что статная женщина, сидевшая перед ними, выглядела совсем разбитой, не в состоянии взять себя в руки.
– Прежде всего, я хочу поблагодарить вас за то, что смогли принять нас так скоро, – сказал Холгер, расстегнув куртку. – И, конечно, за то, что помогли нам вчера вечером, я понимаю, каким шоком оказалась для вас эта новость, и прошу прощения, что вынужден мучить вас вопросами, которые могут показаться незначительными, в свете случившийся трагедии. Для нас, само собой, важно начать расследование как можно скорее, я знаю, что это не вернет Камиллу к жизни и не искупит то горе, которое вы сейчас чувствуете, но тот, кто совершил это, должен быть наказан за свое преступление, это наша работа, поэтому…
– Конечно, – оборвала его Хелене Эриксен, слабо кивнув.
Миа отчетливо видела, что эта женщина здесь шеф. Она обладала харизмой, таким дружественным авторитетом.
– Хорошо, – кивнул Мунк. – Мы уже получили списки всех сотрудников и пользователей, от вашего ассистента…
– Паулуса, – кивнула Хелене Эриксен.
– Да, Паулуса, спасибо, – улыбнулся Мунк. – И, кроме того, нам нужен более детальный обзор пациентов…
– Жителей, – покашляла Хелене.
– Да, конечно, прошу прощения, – кивнул он. – Более детальный обзор, да, жителей, сейчас мы располагаем только именами, но нам нужен доступ к журналам, истории, чтобы получить лучшее представление о том, кто они, через что прошли, почему оказались здесь – понимаете, о чем я?
Казалось, Хелене Эриксен задумалась на мгновение, но наконец кивнула.
Гордая наседка, заботится о своих птенцах.
Миа Крюгер почувствовала, что еще больше зауважала женщину, с которой только что познакомилась, и поняла: то, что Людвиг Грёнли говорил об этом месте, было правдой.
– Отлично, – улыбнулся Мунк, полистав свой блокнот. – Итак, начну с этого, чтобы сразу все прояснить. Вы заявили о пропаже Камиллы Грин девятнадцатого июля, но через несколько дней снова связались с нами и забрали ваше заявление, почему вы это сделали?
– Я чувствую себя по-идиотски, конечно. Но Камилла всегда такая… я имею в виду, всегда была такой.
Секунду Хелене Эриксен помолчала, и Миа видела, что та едва сдерживает слезы, ведь приходится говорить о Камилле в прошедшем времени.
– Какой – такой? – пришел ей на выручку Мунк.
– Нестабильной.
– Что значит «нестабильной»? – дружелюбно спросил Мунк, чтобы помочь ей.
– Нет, не нестабильной, извините, это неверное слово, – особенной. Камилла была особенной, – продолжила Хелене. – Не слишком любила правила и авторитеты. Часто сбегала. Но всегда возвращалась, если хотела, все должно было быть на ее условиях, вот такой она была, если вы понимаете.
– Понимаю, – кивнул Мунк. – Так возвращаясь к теме, вы заявили о ее пропаже, а потом?..
– У нас тут достаточно строгие правила, – покашляла Хелене Эриксен. – Кому-то это нравится, кому-то нет, но так есть, так здесь заведено. Чтобы получить что-то, нужно что-то отдать, правильно?
Хелене слегка улыбнулась им.
– И значит… она…? – напомнил Мунк.
– Камилла не пришла на вечернюю работу в пять часов вечером восемнадцатого июля, ее не было в комнате на следующее утро, и тогда я заявила об исчезновении.
– А в чем причина того, что вы отозвали заявление?
– Мне пришло сообщение от нее через несколько дней.
– Что в нем было?
Хелене Эриксен вздохнула, покачав головой.
– Что нам не нужно ее искать. Что у нее все хорошо. Что она уехала во Францию встретиться со своим отцом.
– И вы в это поверили?
Миа хотела было что-то сказать, но осеклась, побоявшись показаться слишком резкой.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего в сообщении вас не насторожило?
Хелене бросила взгляд на Мунка, немного помешкав с ответом.
– Нет, я…
– Никто вас ни в чем не обвиняет, конечно же, – сказал Мунк.
– Мне следовало бы понять это, – сказала Эриксен, переведя взгляд на свой стол. – Но она была такой…
– Нестабильной?
– Нет, нет, я выбрала неподходящее слово… Своенравной, – сказала светловолосая женщина, подняв на них взгляд. – Своенравная лучше подходит. Камилла не любила, когда ей говорили, что делать.
– Так это сообщение показалось закономерным? – спросила Миа.
– Да.
– Есть какие-нибудь идеи? – продолжила Миа.
– Насчет чего?
– О том, кто это сделал?
– Нет, совсем никаких, – запинаясь, проговорила Хелене Эриксен, переведя взгляд на Мунка.
– Ни у кого из жителей или сотрудников, нет особого прошлого? Может быть, у кого-то была такая тяжелая жизнь, такая трудная, такая особенная, что он смог испытать радость, положив Камиллу на постель из перьев и засунув ей в рот цветок?
– Нет… я имею в виду, как я могу?..
У Хелене был испуганный взгляд.
– Ничего не приходит в голову? – продолжила Миа, опять не обращая внимания на взгляд Мунка. – Когда вы ее увидели. Это должен быть, да, он или она…
На мгновение Хелене Эриксен замолчала, затем быстро взглянула на Мунка и снова уставилась на свой стол.
– Нет, – тихо ответила она, подняв голову и снова посмотрев на них. – Нет, конечно же, нет.
Мунк строго посмотрел на Мию, хотел было что-то сказать, но его прервал стук в дверь. Кудрявый парень просунул голову в проем.