Совершенное зрение без очков
Шрифт:
Записи должны включать возраст учеников, проверку зрения каждого глаза с расстояния двадцати футов и дату. Например:
Джон Смит, 10, 15 сентября 1919 г.
R.V. (зрение правого глаза) 20/40
L.V. (зрение левого глаза) 20/20
Джон Смит, 11, 1 января 1920 г.
R.V. 20/30
L.V. 20/15
Определенное количество контроля абсолютно необходимо. Хотя бы раз в год кто-то, кто понимает метод, должен приходить в каждый класс и расспрашивать, мотивировать учителей продолжать использование метода и готовить некого рода отчет для соответствующих руководящих органов. Ни проверяющему, ни учителям, ни ученикам нет необходимости понимать что-либо в физиологии глаза.
То, что метод лечения несовершенного зрения без очков, представленный в этой книге, действительно работает, было продемонстрировано в тысячах случаев не только в моей личной практике, но и на практике многих других людей, о которых, может быть, я даже и не слышал. Почти все пациенты после собственного излечения принимаются лечить других. На собрании одним вечером какая-то леди сказала мне, что встречала нескольких моих пациентов, но когда она назвала их имена, я понял, что не помню таких, и сказал ей об этом.
«Это потому, что вы вылечили их с помощью других людей», сказала она. «Вы непосредственно не излечивали миссис Джонс или миссис Браун, но Вы вылечили миссис Смит, а миссис Смит вылечила других дам. Вы не лечили мистера и миссис Симпкинс или маму и брата мистера Симпкинса; но зато вы можете вспомнить, как вылечили сына мистера Симпкинса от косоглазия, а он вылечил всю остальную семью».
В школах, где использовалась проверочная таблица Снеллена для профилактики и лечения несовершенного зрения, дети, после того как излечивались сами, часто с великим энтузиазмом и успехом брались за офтальмологическую практику, излечивая своих одноклассников, родителей и друзей. Они сделали из этого что-то наподобие игры в лечение, и за прогрессом каждого школьного случая наблюдали с огромным интересом все дети. В светлый день, когда пациенты видели хорошо, было великое ликование, а в день черный все, соответственно, впадали в уныние. Одна девочка вылечила двадцать шесть детей за шесть месяцев; другая вылечила двенадцать за три месяца; третья развернула достаточно разнообразную офтальмологическую практику и делала то, чем более старшие и более опытные практикующие могли бы очень сильно гордиться. Однажды, придя в школу, где она училась, я спросил эту девочку о ее зрении, которое было очень несовершенным. Она ответила, что оно сейчас очень хорошее и что ее головные боли практически ее покинули. Я проверил ее зрение и нашел его нормальным. Затем другая девочка, чье зрение было также очень плохим, высказалась:
«Я тоже могу хорошо видеть», сказала она. «Эмили», — указывая на девочку № 1 — «вылечила меня».
«В самом деле!» ответил я. «Как она это сделала?»
Вторая девочка объяснила мне, что Эмили просила ее прочитать таблицу, которую она совсем не могла видеть с конца комнаты, с расстояния нескольких футов. На следующий день она отодвинулась чуть дальше и так далее до тех пор, пока пациентка не научилась читать таблицу с конца комнаты, как это делали остальные дети. Эмили теперь попросила ее прикрыть ладонью правый глаз и читать таблицу левым. Обе девочки были сильно расстроены тем, что неприкрытый глаз был совсем слепым. Школьный доктор проконсультировал их и сказал, что ничего нельзя сделать. Глаз был слепым с момента рождения и никакое лечение здесь не поможет.
Однако, Эмили не поддалась отчаянию и принялась лечить. Она попросила пациентку прикрыть хороший глаз, подойти близко к таблице, и на расстоянии фута или меньше обнаружилось, что та могла читать даже маленькие буквы. Маленькая практикующая затем уверенно продолжила читать и другим глазом, и после многих месяцев практики пациентка стала счастливой обладательницей нормального зрения в обоих глазах. На самом деле, это была всего лишь миопия высокой степени, а школьный доктор, не будучи специалистом, не заметил разницы между этим состоянием и слепотой. В той же классной комнате находилась маленькая девочка с врожденной катарактой, но, по случаю моего визита, дефект исчез. Как оказалось, и это тоже были проделки Эмили. Школьный доктор сказал, что ничего сделать было нельзя, только через операцию, а так как зрение другого глаза было достаточно хорошим, то он, к счастью, не думал о необходимости торопиться это делать. Соответственно, Эмили взяла это дело в свои руки. Она попросила пациентку встать близко к таблице, где, с прикрытым хорошо видящим глазом, она не способна была видеть даже большую «С». Теперь Эмили держала таблицу между пациенткой и светом и перемещала ее то взад, то вперед. На расстоянии трех или четырех футов это перемещение пациентка могла наблюдать неотчетливо. Затем таблицу начали отодвигать дальше и отодвигали до тех пор, пока пациентка не стала способной видеть ее перемещающейся на расстоянии десяти футов и
«Ты — потрясающий доктор. Ты побила их всех. Сделала ли ты что-нибудь еще?»
Ребенок покраснел и, повернувшись к другим своим одноклассникам, она сказала:
«Мейми, подойди сюда».
Мейми шагнула вперед, и я посмотрел на ее глаза. Ничего подозрительного я в них не увидел.
«Я вылечила ее», сказала Эмили.
«Вылечила от чего?» поинтересовался я.
«От косоглазия», ответила Эмили.
«Каким образом?» спросил я, продолжая удивляться все больше и больше.
Эмили описала процедуру, очень похожую на те, что происходили и в других случаях. Обнаружив, что зрение косившего глаза было очень слабым, действительно настолько плохим, что Мейми не могла им видеть практически ничего, очевидным планом действия для нее казалось только восстановление зрения этого глаза и она не знала, что это было невозможным. И она пошла на это. Она попросила Мейми прикрыть хорошо видевший глаз и практиковать плохо видящим дома и в школе до тех пор, пока, наконец, зрение не станет нормальным и глаз не станет смотреть прямо. Мне сказали, что школьная доктор хотела прооперировать глаз, но, к счастью, Мэйми была «испугана» и не согласилась бы. А здесь она имела два совершенно хороших, прямо смотрящих глаза.
«Что-нибудь еще?» поинтересовался я, когда Эмили закончила историю Мэйми, снова покраснела и сказала:
«Вот это Роза. Ее глаза все время причиняли ей боль и она не могла ничего видеть на школьной доске. Головные боли были такими, что ей приходилось сидеть дома и ходить в школу только через раз. Доктор прописал ей очки, но они ей не помогли, и она не стала их носить. Когда вы рассказали нам о том, что таблица может помочь нашим глазам, я занялась ею. Я попросила ее прочитать таблицу вблизи, а затем отодвинула ее дальше, и сейчас она может хорошо видеть, а ее голова больше не болит. Она ходит в школу каждый день, и мы все очень Вам за это благодарны».
Это был случай сложного гиперметропического астигматизма.
Можно привести в пример бесконечно много таких историй. Поразительный же успех Эмили, правда, не имеет аналогов; но меньших на каждого по количеству излечений через излеченных пациентов уже очень много и все они служат для того, чтобы показать, что полезность способа профилактики и лечения дефектов зрения в школах, представленного в предыдущей главе, может иметь большие перспективы. Не только аномалии рефракции можно было бы излечивать, но и многие более серьезные дефекты и не только у детей, но и у их семей, а также у их друзей.
Глава XXIX. Ум и зрение
Плохое зрение признано одной из наиболее частых причин отставания в школах. По различным оценкам[93], оно может быть причиной где-то четверти систематических академических неуспеваемостей, и обычно принято считать, что все это может быть предотвращено при помощи подходящих очков.
Однако, в дефектное зрение вовлечено намного большее, нежели просто неспособность читать с доски или использовать глаза без боли или дискомфорта. Дефектное зрение — это результат аномального состояния сознания. Когда ум находится в ненормальном состоянии, то очевидно, что ни один из процессов обучения не может быть проведен с пользой. Надевая на ребенка очки, мы можем, в некоторых случаях, нейтрализовать эффект этого состояния на глаза, и, делая более комфортным состояние пациента, можем улучшить его умственные способности, в какой-то степени, но мы не можем в корне изменить состояние его сознания. И, закрепляя это состояние в виде вредной привычки, мы делаем зрение ребенка хуже.
Можно легко продемонстрировать то, что среди умственных способностей, которые ухудшаются тогда, когда ухудшается зрение, находится память. И поскольку образовательный процесс состоит из знания фактов, и все прочие умственные процессы находятся в зависимости от знаний фактов, то легко увидеть то, насколько мало сделано простым надеванием очков на ребенка, имеющего «проблемы с глазами». Экстраординарная память первобытных людей приписывалась тому факту, что, в связи с отсутствием удобных средств для сохранения знаний в письменном виде, им приходилось быть зависимыми от собственной памяти, которая, соответственно, становилась лучше. Но с точки зрения известных фактов о связи памяти со зрением, более обоснованным является предполагать, что хорошая память первобытных людей порождалась той же самой причиной, что и острое зрение, а именно — ум, находящийся в состоянии покоя.