Советник
Шрифт:
Я пожалела о том, что вновь открыла ее раны, но мне нужно было знать. Или сейчас, или никогда.
Она вытерла слезы рукавом.
— Я любила ее. Я была уверена, что и она любила меня. Но эти суды и то, что они со мной сделали — это изменило ее, сделало ее холодной, жесткой. Вот как они побеждают. Понимаешь? Единственный способ победить — стать одним из них, по-настоящему превратиться в монстра, который сможет управлять всей развращенной аристократией железной рукой. Понимаешь? Это то, что они сделают с мистером Синклером. Он падет.
Ее грустные глаза захватили мои, предсказывая мое собственное темное будущее посредством описания ее прошлого.
— Ребекка победила, но потеряла себя.
ГЛАВА 20
СИНКЛЕР
— Я ничего не могу с этим поделать, Люций, — я опустился на стул в кабинете, а Люций расхаживал по комнате.
— Я устал от того, что Суверен забирает такую огромную долю, — сказал Люций. — Мы надрываем задницы, ну, по крайней мере, я, пока ты играешь роль госслужащего, а затем ебаный Кэл приходит сюда и требует проклятых денег.
— Ты знаешь, что мы обязаны платить, — я ущипнул переносицу. — Мы обсуждали это миллион раз.
Быть Сувереном — означало иметь невыразимое количество преимуществ, главным из которых является получение доли от всех доходов других правящих семей. Существовала ежегодная цена, и ее нужно было выплатить в течение месяца. Выплатить или страдать от последствий.
У меня уже было слишком много последствий, чтобы добавлять к списку еще и неуплату.
Люций пнул корзину для мусора рядом с моим столом.
— Мы до смерти изнуряем гребаных бразильцев работой и оказываем еще большее давление на наши и без того проблемные отношения с мексиканскими производителями. Сахарный тростник не такой прибыльный, как раньше. Даже такой ебанутый на голову хрен, как Кэл, должен быть в состоянии провести элементарные математические расчеты.
— Я в курсе. Это не имеет значения. Мы обязаны платить Кэлу. — Я не мог выразить это никак иначе. Факты есть факты.
Он прекратил расхаживать и уставился в окно в глубокую ночь.
— Что нам ему дать?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, что я имею в виду, кого я имею в виду. Стеллу. — Он повернулся ко мне, опалив меня тем же злобным взглядом, который он носил с тех пор, как понял, что я самый старший и, следовательно, руковожу им.
— Стелла — не твоего ума дело. Она моя.
Его глаза сузились.
— Она не обязана быть твоей.
Я встал, внезапно закипев. Знал ли он?
— О чем ты говоришь?
Люций скрестил руки на груди, нацепив на лицо самодовольную усмешку.
— Мама рассказала мне некоторые правила. Она сказала, что, если бы Стелла выбрала меня, я мог бы занять твое место на судах Приобретений.
Блядь.
После долгого дня со Стеллой я был изнуренным и уставшим. Я был слегка на взводе, но Люций делал все возможное, чтобы раздуть во мне пламя гнева.
— О, да неужели? А она рассказала тебе об остальных правилах? Рассказала, что произойдет, если ты проиграешь?
— Ты не обязан становиться Сувереном, — он пожал плечами. — Что с того? Это не поражение. Мы будем в том же положении, что и были прежде.
Я колебался на грани того, чтобы рассказать ему об истинном наказании, о крови, которую потребуют от нас, чтобы сохранить наше положение. Это был тяжелый секрет, который с каждым днем обременял меня все больше. Может быть, если бы я разделил это бремя, оно не давило на меня так сильно. Я открыл рот, чтобы поведать ему смертельную правду, когда Фарнс постучал и вошел.
— Что? — огрызнулся я.
— Нам позвонили из городской больницы. Кажется, отец мисс Руссо болен. Он находится в реанимации. Ее сводный брат попросил ее приехать. Я не был уверен, что вы захотите, что бы я сделал с этой новостью.
— Я знаю, что я бы хотела, чтобы вы сделали.
Стелла вошла за Фарнсом, ее тихие шаги были не слышны из-за моего спора с Люцием. Как долго она слушала?
— Это, вероятно, какой-то трюк, придуманный твоим сводным братцем, — сказал я. — Я запрещаю тебе ехать. — Она же понимала, что это не что иное, как отчаянная уловка? Понятная и тупая, как и ее сводный брат.
Она подошла ко мне и уставилась в глаза, глядя прямо в мою душу.
— Ты не можешь запретить мне увидеть моего отца в реанимации.
Я посмотрел на Фарнса. Он понял намек и попятился в коридор, закрыв за собой дверь.
— Могу, и я только что сделал это. Вернись в свою комнату. — Я больше не выпущу ее из этого дома, не после того, что случилось в домике ранее. Она добралась до меня, пробилась сквозь мою гнилую сердцевину в единственную часть истинного сердца, которую я скрывал. Я даже не знал, что у меня еще было сердце, пока она не добралась до него. Черт бы ее побрал.
— Я никуда не пойду, пока не поговорю с отцом, — она вскинула подбородок и опустила руки на бедра.
Люций подошел к ней сзади.
— Син, это ее отец, может, тебе...
— А может, тебе, нахер, заткнуться, Люций? — Вид их вместе, стоящих как единый фронт против меня, окончательно зажег пороховой бочонок внутри меня. Я схватил Стеллу за руку и оттолкнул ее от Люция, прижимая к своей груди и сжимая ей горло рукой. Она попыталась поцарапать меня, но я сжал ее сильнее, перекрывая воздух в дыхательных путях, пока она не подчинилась. Я все время смотрел на Люция.
— Она моя. Вся. — Я скользнул рукой по ее боку, вниз вокруг ее бедра, и сжал ее киску, как гнусный пещерный человек, коим я и был. — Это все мое. Так что отойди к чертям собачьим.