Советская цивилизация т.1
Шрифт:
Можно задать себе и такой простой вопрос: какая власть была «более репрессивной» — советская при Ленине или демократическая сегодня, при Ельцине? В чем мера «репрессивности»? В том, какая часть населения лишена свободы. В принципе, неважно, по какой причине, важно что государство подавляет какие-то действия своих граждан, хотя бы оно и само их вызвало, путем лишения свободы.
Общее число лиц во всех местах заключения в СССР составило на 1 января 1925 г. 144 тыс. человек, на 1 января 1926 г. 149 тыс. До срока тогда условно освобождались около 70% заключенных. Пополнение мест заключения было 30-40 тыс. человек в год. Сравним: в 1996 г. к лишению свободы было приговорено 560
Репрессивность России Ельцина просто не идет ни в какое сравнение с положением в России Ленина. Учтем еще, что сегодня «репрессивность» искусственно снижается из-за развала правоохранительной системы. В 1997 г. в РФ было зарегистрировано 1,4 миллиона тяжких о особо тяжких преступлений. А в 1999 г. — 1,8 млн., в 2000 г. — 1,74 млн. Тяжких и особо тяжких! В 2000 г. выявлено 1741 тыс. лиц, совершивших преступления. Вот каким должно было бы быть пополнение тюрем и лагерей, если бы преступники были схвачены. Создать условия, при которых за год миллион человек становятся жертвами тяжких преступлений (а другой миллион грабителями) — это и быть палачом народа. Разве не так?
Мой заочный собеседник Сергей, возможно, скажет, что он имел в виду репрессии против бескорыстных «политических», а уголовники — что о них переживать. Но пусть покопается в памяти: что он знает о масштабах политических репрессий при Ленине? Что академик Лихачев попал на Соловки (за что — об этом говорится как-то туманно, намекается, что невинно). А сколько всего было политзаключенных при Ленине? Не странно ли, никогда эта цифра не называлась (это, кстати, признак манипуляции — отсутствие простых и четких данных).
Можно не верить официальным советским данным. Но тут нам повезло — антисоветская эмиграция, которая грызлась, как пауки в банке, в этом вопросе сговорилась и образовала бюро, которое скрупулезно вело учет политических репрессий в СССР. По опубликованным за рубежом данным, предоставленным этим бюро, в 1924 г. в СССР было около 1500 политических правонарушителей, из которых 500 находились в заключении, а остальные были лишены права проживать в Москве и Ленинграде. Эти данные зарубежные историки считают самыми полными и надежными. 500 политических заключенных после тяжелейшей гражданской войны, при наличии оппозиционного подполья и терроризма — и это репрессивное государство? Вернитесь, господа и товарищи, к здравому смыслу, не дергайтесь на ниточках у манипуляторов.
Есенин написал после смерти Ленина: «Того, кто спас нас, больше нет». Что же главное сделал Ленин, чтобы его так назвал человек, переживавший то время сердцем крестьянина и поэта?
Когда читаешь документы того времени, дневники и наблюдения (в основном со стороны противников Ленина — его соратники дневников не вели), то возникает картина, в которую поначалу отказываешься верить. Получается, что главная заслуга советского государства, а в нем — именно Ленина, состоит в том, что оно сумело остановить, обуздать революцию и реставрировать Российское государство. Это настолько не вяжется с официальной историей, что вывод кажется невероятным.
В.В.Кожинов замечательно показывает, что большевики овладели русским бунтом, возглавили его — и утихомирили. При этом он разделяет этот бунт и революцию как две разные категории. Это помогает анализу, но мне кажется, что реальность сложнее. Русская революция, как революция не буржуазная, а крестьянская, была с бунтом неразрывно связана, и разделить их невозможно. Буржуазная революция, которая смела царизм и Империю, казалась такой мощной только потому, что она взорвала плотину. «Ее» результаты поражали, но сама она была лишь рябью на океанской волне бунта.
Овладеть этой волной, главным потоком революции, оказалось для Ленина самой важной и самой трудной задачей — хотя острая и прямая опасность исходила начиная с середины 1918 г. от белых. Поворот к «обузданию революции» происходит у Ленина буквально сразу после Октября, когда волна революции нарастала. Спасение было в том, чтобы согласиться в главном, поддержать выбранную огромным большинством траекторию. Н.Клюев писал:
Есть в Ленине керженский дух,Игуменский окрик в декретах,Как будто истоки разрухОн ищет в «Поморских ответах»П.Васильев, которому Клюев читал эти стихи, потом объяснял, что Поморские ответы — это катехизис русских старообрядцев-сектантов, как бы отрицание всякой модернизации, идущей от Москвы.
Для такого поворота к «обузданию» набирающей силу революции нужна была огромная смелость и понимание именно чаяний народа, а не его «расхожих суждений». И не только смелость, но и чувство меры — и близость к массам, совершающим ошибку. С зимы 1918 г., вслед за национализацией земли, рабочие стали требовать национализации заводов. История оставила замечательные по смыслу и стилю документы — письма рабочих собраний с просьбой взять их завод или шахту в казну. Ленин сдерживал этот порыв, но сдерживал, не доводя до разрыва, не обескураживая людей.
Выступая в апреле 1918 г., Ленин сказал: «Всякой рабочей делегации, с которой мне приходилось иметь дело, когда она приходила ко мне и жаловалась на то, что фабрика останавливается, я говорил: вам угодно, чтобы ваша фабрика была конфискована? Хорошо, у нас бланки декретов готовы, мы подпишем в одну минуту. Но вы скажите: вы сумели производство взять в свои руки и вы подсчитали, что вы производите, вы знаете связь вашего производства с русским и международным рынком? И тут оказывается, что этому они еще не научились, а в большевистских книжках про это еще не написано, да и в меньшевистских книжках ничего не сказано».
Ленин всеми силами стремился избежать «обвальной» национализации, остаться в рамках государственного капитализма, чтобы не допустить развала производства. На это не пошли капиталисты и с этим не согласились рабочие 73. В недостатке революционности Ленина тогда обвиняли не только троцкисты, но и меньшевики, которых мы по привычке считали умеренными реформистами.
Ленин требовал от советского государства налаживать производство и нормальные условия жизни. А значит, налаживать контроль, дисциплину, требовать от рабочих технологического подчинения «буржуазным специалистам». И в апреле 1918 г. меньшевики в газете «Вперед» заявили о солидарности с левыми коммунистами: «Чуждая с самого начала истинно пролетарского характера политика Советской власти в последнее время все более открыто вступает на путь соглашения с буржуазией и принимает явно антирабочий характер… Эта политика грозит лишить пролетариат его основных завоеваний в экономической области и сделать его жертвой безграничной эксплуатации со стороны буржуазии».