Советские космонавты
Шрифт:
В детстве ему приходилось слышать много рассказов о войне. Отец ушел на фронт в 41-м, а вернулся домой лишь тогда, когда на планете воцарился мир. Все годы пробыл на передовой, рядовым,
Всякое пришлось испытать, не раз с жизнью прощался, и все-таки судьба уберегла его и от шальной пули, и от осколка. Контузила, ломала, жгла, но живым оставила его проклятая война. Ну а то, что лишения и трудности всегда идут по следам войны, Виктор познал уже сам.
Деревня Березкины — как многие в вятских местах: не большая и не малая. Мать и отец работали в колхозе. Было у Петра Кузьмича
Труд, — говорила мать, — он натужит, он и вознаградит.
Отец — человек хотя нрава и крутого, но доброты необычайной. «Читать любил до одури и любовь эту передал нам, детям». Так говорит сам Виктор.
Десятилетку окончил успешно, хотя трое, а то и четверо по одному учебнику занимались. «Парень с головой, надо бы дальше учиться», — говорил родителям директор школы. Те соглашались: «Хотелось бы, очень хотелось, но трудновато нам, пусть решает сам». Вот и решил поступить в техникум, стать мастером по железнодорожному делу.
За этой-то чертой и началось самое трудное в его биографии. «Днем мозги разрабатывал, а ночью хлеб зарабатывал». Эти слова Виктора, но сказаны они весело. «Комсомол грустить не давал. После первого курса махнул на целину. Степь — что море! Водил трактор и комбайн. Целина была домом и школой для целого поколения. Понял цену людского энтузиазма, понял, что такое степная гвардия».
Понял... Тысячи и тысячи людей позвала целина. Не у всех получалось, не все получили право называться целинниками. Он это право заслужил. А когда смотрел по телевидению, как в Кремле прикрепляли к Знамени комсомола орден Ленина за целину, сердце сжалось от радостного чувства, что маленькая частичка этой высокой награды принадлежит и ему, Виктору Савиных.
Да, бывают такие судьбы, что всей плотью и кровью своей, каждым прожитым днем вобрали в себя время — с его масштабами, его драматической напряженностью и предельной, действенной насыщенностью. С его неустанной борьбой. Такие судьбы обычно принадлежат людям, собственными руками возводящим реальные контуры времени. Мечтать и страстно осуществлять эту мечту — для них понятия неделимые, что подтверждено результатом их жизни. Их биография, в сущности, — тот самый микроскоп, в котором отчетливо прослеживаются приметы времени и свершения страны, реальность ее чуда и чудо ее реальности, воплощенные в поступках поколения.
Получил диплом техника и стал руководителем бригады по созданию искусственных сооружений Свердловской железной дороги. Первоначально попал в топографический отряд, а затем стал и строителем сооружений. Как строил ветку в тайге — это особый рассказ.
Строительство в тех местах не из легких. Грунт капризный, с характером: то тверже гранита, то сплошная топь. Да и погода в тот сезон не баловала. Что ни день — то дождь. Он сек лицо, скатывался но одежде в сапоги, размывал дороги. Но неужели это причина для срыва работ? Начальство говорило: «План надо спасать!»
«Спасать» — это категория
Виктор трудился. Параллельно со строительством ветки и переустройством тайги происходило и внутреннее переустройство его как личности, его становление. Оно было столь же стремительно, как и прокладка стальной колеи. Быстрому духовному росту, возмужанию, профессиональному совершенствованию способствовал сам микроклимат стройки. Та атмосфера, в которой не единственным, но главным мерилом человеческой ценности является умение делать дело.
Палаточные городки, морозы и слякоть, непроходимая чащоба, лицо и руки в комариных укусах... Зато потом, за окном первого пробного поезда, в щемящем раздумье плыла полная романтики жизнь трех минувших лет и вставали образцы прошлого, настоящего и будущего.
Годы учебы в Московском институте инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии — следующий этап его биографии. Когда вышел из зала, где шла защита дипломных проектов, ребята подхватили его на руки и подбросили к потолку: «Летай, Витя!» Он обещал: «Обязательно полечу». А про себя подумал: «Только куда?»
Стояла осень 1957 года. (Он помнит ее, словно это было вчера.) Над крышами домов низко, почти цепляясь за черные трубы, плыли облака. Отяжелевшие, сырые. Сыпалась мелкая морось. Семнадцатилетний паренек, щуплый и угловатый, во все глаза смотрел на небо. Оно вдруг разорвалось огромной полыньей, и он увидел, как пониже луны катилась яркая, «живая» звездочка. Спутник!
Наверное, тот паренек еще не понимал, что это начиналась космическая эпоха. Не понимал, но наверняка всем существом чувствовал, что теперь в космос полетят люди. Обязательно полетят! И в его жизни тоже должно быть теперь по-другому.
Через три с половиной года Виктор Савиных услышал по радио сообщение ТАСС о полете «Востока».
С Юрием Гагариным впервые встретился в 1964 году. Случайно, в гурзуфском молодежном лагере «Спутник». Подумал о нем: «Повезло человеку». Но тут же одернул себя: «Нет, не может такое быть в жизни случайным».
Никто не может понять, объяснить, в чем дело. Что это за смятение чувств, что за неуемный зов сердца? Усталость куда-то пропадала. Днем он работал в конструкторском бюро, занимался своей оптикой, уставал чертовски, а ночью не мог уснуть. Думал! И мечты уносили его в звездные просторы, и ветер солнца наполнял паруса этой дерзкой мечты.
В служебных характеристиках на него писали: «Грамотный, инициативный инженер, способен самостоятельно решать сложные задачи... Проводит большую работу но испытаниям, выполнил интересную научно-исследовательскую работу, учится в заочной аспирантуре»... Все нормально, продолжай в том же духе! А он думал о полете. Наедине с собой. Потом признался Николаю Рукавишникову, который уже побывал в космосе. Словом, этот порыв вверх — вызов человека небу и планете Земля Виктор воспринял и как вызов себе.