Современная американская повесть (сборник)

Капоте Трумен

Грейс прокатился метров тридцать или сорок по двухсотметровому склону, но все же сумел уткнуть в него каблуки и остановиться. Он встал и, припадая на руки, глядя вверх все с той же нехорошей, коварной, злой усмешкой, скорее оскалом уже, а не усмешкой, побежал по склону к Масту.

Маст, наблюдая за ним, с лихорадочной торопливостью отстегивал кобуру от пояса. На его счастье, она была пристегнута только одним ремешком, иначе он не успел бы. Он бросил пояс за спину, к палаткам, но тяжелую кобуру с пистолетом выпустить из рук уже не решался, потому что не доверял никому.

За несколько шагов от тропинки Грейс предусмотрительно

взял в сторону, хотя у Маста и в мыслях не было ударить его ногой. Таким образом, он вышел на тропинку на одном уровне с Мастом, но шагах в десяти от него. Он задержался на секунду, чтобы перевести дух, и с той же застывшей улыбкой кинулся с кулаками на Маста. Он был на голову выше Маста, хотя сложен чуть пожиже, и руки у него были по крайней мере на пятнадцать сантиметров длиннее. Маст пытался защищаться, не выпуская из рук кобуры с пистолетом, но первый же удар угодил ему в ухо, и в голове загудело. Удар сбил его с тропинки, но пистолета он не выпустил, а поэтому тяжело упал на бок и сразу же кубарем покатился по склону к расселине, как перед этим Грейс.

Он все равно не выпустил пистолета, но, скребя ногтями свободной руки по земле, стараясь уткнуть то мыски, то пятки в процессе вращения, в конце концов как-то развернул тело по ходу и остановился.

Затем он тоже стал карабкаться к тропинке. Теперь он понимал, что отнять пистолет мало. Надо заставить Грейса отказаться от пистолета, избить Грейса, а иначе Грейс его заставит отказаться. Но положить пистолет он не мог из страха, что его заберет О’Брайен или Фондриер. Опасаясь теперь удара ногой, он решил прибегнуть к той же тактике, что и Грейс, и заранее свернул в сторону. Однако Грейс, который первым это придумал, на маневр не попался. Он бежал по тропинке рядом с Мастом, все время держась прямо над ним.

За несколько шагов от тропинки, где Грейс еще не мог достать ногой, Маст остановился, тяжело дыша и по-прежнему сжимая пистолет в левой руке.

— Иди, гадюка, — протянул Грейс. — Я жду. Получишь ногой по рылу.

Ничего не оставалось, как подняться, и Маст, тяжело дыша и глядя вверх, собирался с духом. Но тут вмешался О’Брайен.

— Погодите! Маст, дай мне пистолет, я подержу.

— Тебе! — пропыхтел Маст.

— Подержать — честно. Я отдам тебе. Или Грейсу, если скажешь. Ты же не можешь так драться.

Скажет, — пообещал Грейс со злой усмешкой.

— Ты думаешь? — сказал Маст. — Ладно, — ответил он уже О’Брайену. — Дай подняться, — обернулся он к Грейсу.

— Держи карман шире, — ухмыльнулся Грейс. — Я от своей выгоды не отказываюсь.

— Эй, — сказал О’Брайен и спустился на тропинку недалеко от Грейса. — Тогда кинь мне.

Маст, тяжело дыша, поглядел на него долгим взглядом.

— Обещаю, что отдам тебе, — сказал О’Брайен. — Или Грейсу, как скажешь. Я не такая сволочь. Раз обещал.

Маст подумал немного, не сводя с него глаз, а потом молча кинул вверх пистолет и приготовился налететь на Грейса. Другого пути у него не было.

Маст следил за ногой и отдернул голову в сторону, удар скользнул по уху — опять по тому же, и всю эту сторону обожгло страшной болью. Обалдев от нее, он нырнул вперед, схватил другую ногу Грейса обеими руками, оторвал от земли, перекатился на бок и дернул еще раз. С яростным ругательством Грейс полетел через спину Маста и снова покатился вниз по склону; когда он затормозил, Маст уже господствовал на тропинке.

На этот раз, когда Грейс бросился наверх, Маст не позволил ему зайти сбоку, а, воспользовавшись его же системой, стал держаться над ним. Перед тропинкой Грейс тоже остановился, чтобы немного прийти в себя, набраться смелости и заодно отдышаться. Потом со злобной усмешкой, остервенело выкатив глаза, кинулся. В школе Маст полгода занимался боксом: он сделал обманное движение влево и, когда Грейс отклонил голову, нанес ему в лицо страшный удар ногой, в который было вложено все праведное негодование, тлевшее в нем с тех пор, как он застал Грейса за кражей, — нет, тлевшее еще задолго до этого: с тех самых пор, когда первый человек в первый раз попытался отнять у него пистолет, его надежду на спасение. И этот удар в итоге решил дело.

Грейс вскрикнул от боли, упал и покатился, держась за лицо и не переставая ругаться. Наконец он остановился, сел на корточки, держась рукой за распухшую щеку, потом двинулся наверх. Маст торжествующе улыбался; на этот раз он не стал ждать, а, как только Грейс подошел ближе, сам бросился на него сверху, и они покатились вместе, колотя и хватая друг друга. Они прокатились больше половины расстояния до расселины и разумно решили прервать борьбу, пока еще можно остановиться.

После этого ни одному из них больше не удалось подняться на тропу. Стоило одному броситься наверх, как другой хватал его, оттаскивал назад и, получив таким образом преимущество, бил. После нескольких попыток и тот и другой перестали стремиться к тропинке.

Это была дикая, нелепая, безумная драка: на крутом склоне горы, под ошеломляюще синим и солнечным гавайским небом, по которому безмятежно плыли белейшие, пушистые комочки кучевых облаков. Далеко-далеко внизу, за крутым и ровным, как лыжный спуск, склоном горы, между черных скал, вдоль прерывистой полоски пляжей, белел прибой, а по шоссе, маленькие, как кремешок для зажигалки, ползли машины, словно не было на свете этих двоих, которые дрались наверху.

Маст дрался упрямо, стойко, то и дело оскальзываясь на крутом склоне, задыхаясь, хватая воздух ртом, и удары гудели в его голове и теле, как большой колокол. Он едва ли помнил уже, из-за чего драка, он знал только, что должен победить и что его бьют. У Грейса были гораздо длиннее руки; в силе он немного уступал Масту, зато доставал его втрое чаще, и Маст это понимал. Хотя он продолжал драться — опять удар, опять выдержал, опять оскользнулся, опять устоял, — он понимал, что побежден. Хотя он продолжал наносить удар за ударом, он уже смирился с поражением. Поэтому для него было полной неожиданностью и прямо чудом, когда после особенно тяжелого обмена ударами Грейс вытолкнул из разбитых губ: «Хватит. Сдаюсь. Твоя взяла».

Маст, с карикатурно распухшим лицом, согнув руку для удара, смотрел на него заплывшими глазами и не верил. Лицо у Грейса тоже распухло, и, пожалуй, еще хуже. Вся правая сторона, куда пришелся удар ногой, была желто-багровой, и глаз не открывался.

— Не могу, когда бьешь по разбитому глазу, — кое-как вылепил Грейс толстыми губами, но не без достоинства.

Маст опустил кулак, повернулся и пошел вверх по склону. Дважды он оскальзывался и падал на колени и совсем не был уверен, что взойдет. Но взошел и, взойдя, направился прямо к О’Брайену, взял у него из рук пистолет с кобурой, вернулся к палатке и пристегнул кобуру к поясу, с которого ее снял Грейс. Тогда он сел. Потом, словно вспомнив, взял пояс и застегнул на себе.