Современницы о Маяковском
Шрифт:
Владимир Владимирович был в духе, задиристо и даже озорно стал спорить с пожилым профессором, который сказал, что произведения Маяковского он даже не может рассматривать как поэзию.
— Где плавность стиха, — говорил старик, — плавность, которая ласкает слух, где приятные размеры и т. д. Стихи Маяковского режут уши, как барабанная дробь, — закончил профессор. — А вот Пушкин — подлинный поэт.
Владимир Владимирович вначале пытался отвечать "вежливо". Говорил, что ритмы Пушкина и его времени далеки от нас, переживших 18-19-й годы. У нас в жизни совсем
Для профессора эти доводы были мало убедительны, и он упрямо повторял:
— Нет, вы не поэт, а вот Пушкин…
Тут Владимир Владимирович обозлился и обрушился на профессора всей мощью своего темперамента, юмора. Под хохот, под аплодисменты всей аудитории он перетащил на свою сторону не только молодежь, но и товарищей этого профессора — пожилых врачей.
Бедный профессор стал просто смешон. Он изъяснялся длинными периодами, старомодным стилем и притом — заикался. Ему стали кричать "довольно" и "замолчать" и прочее. А он все говорил. Владимир Владимирович одолел его блестяще, просто совсем изничтожил.
Досталось профессору и за взгляды, и по поводу заикания, и за очки, и за калоши. Не помню, к сожалению, острот Маяковского, но он был в большом ударе в этот вечер. Тогда Владимир Владимирович говорил:
— Пушкина ценят еще и за то, что он умер почти сто лет тому назад. У Пушкина тоже есть слабые места, которые сильно критиковались при жизни поэта его современниками. А теперь Пушкина окружает ореол гения, так как он лежит на пыльной полке классиков. И сам Маяковский через сто лет, может быть, тоже будет классиком.
К сожалению, не могу вспомнить два примера слабых стихов Пушкина, которые тут же были приведены Владимиром Владимировичем.
После этого профессор разъярился, вскочил и, сразу помолодев, произнес неожиданно очень хорошую речь в защиту Пушкина.
Он даже заикаться почти перестал.
Когда мы ехали с диспута на машине, я говорила Владимиру Владимировичу, что, мне кажется, он не совсем правильно говорил о Пушкине. Конечно, своим остроумием Владимир Владимирович совсем уничтожил старика. Но победил остротами, а не по существу. Этот бедный поруганный заика во многом прав. Владимир Владимирович слишком бесцеремонно обошелся с Пушкиным.
Владимир Владимирович задумался и сказал:
— Может быть, вы и правы, Норкочка. Я перегнул. Пушкин, конечно, гениален, раз он написал:
Я знаю: жребий мой измерен;
Но, чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я.
Я много бывала с Маяковским на его выступлениях в Сочи и помню, как он замечательно читал перед красноармейской аудиторией. Владимир Владимирович волновался и спрашивал меня, хорошо ли его слушали? Доходили ли до красноармейцев его произведения или нет и т. д.
Любил Маяковский читать молодежи, которая всегда очень горячо его встречала. В таких случаях и читал
Когда я сидела в зрительном зале и смотрела на него, я не узнавала Владимира Владимировича, такого простого и деликатного в жизни. Здесь он, казалось, надевал на себя маску, играл того Маяковского, каким его представляли себе посторонние.
И мне казалось, что цель его была не в желании донести свои произведения, а скорей — в финальной части диспута, когда он с такой легкостью и блеском уничтожал, осмеивал, крушил своих противников.
Тут Маяковский не задумывался о критике, не прислушивался к ней, а путем самого жестокого нападения на выступавших опровергал эту критику.
Владимир Владимирович не всегда отвечал по существу. Он острым своим глазом, увидя смешное в человеке, который выступал против него, убивал противника метким определением сразу, наповал. Обаяние Маяковского, его юмор и талант привлекали на его сторону всех, даже если Маяковский был неправ.
Совсем другим бывал Владимир Владимирович, когда выступал в товарищеской атмосфере перед рабочими или перед красноармейской аудиторией, когда читал молодежи — комсомольцам или студентам. Тут основным для него являлось — быть понятным, доходчивым, донести свои произведения до слушателя. Он никогда не оспаривал здесь критику, а терпеливо разъяснял все то, что было непонятного в его произведениях. Внимательно выслушивал замечания, записывал их и после выступления долго волновался и обсуждал эти замечания.
Много раз к нему обращались разные организации с просьбой приехать почитать его произведения. Маяковский никогда им не отказывал. Всегда очень охотно соглашался и никогда не подводил: не опаздывал и непременно приезжал, если давал слово.
Помню, мы встретили как-то Семена Кирсанова, тогда еще совсем юного. Кирсанов был в военной форме (очевидно, он был призван в Красную Армию). Маяковский очень ласково говорил о нем. Говорил, что это его ученик, что он очень талантливый мальчик. Читал тут же на улице отрывки кирсановских стихов.
Позднее сам Кирсанов читал на квартире у Бриков свои произведения.
Помню сейчас два его стихотворения. Одно — посвященное Маяковскому, где он сравнивает Маяковского с кораблем, а другое — под заглавием "Двадцать первый год".
Владимир Владимирович в этот раз шумно хвалил стихи, целовал Кирсанова, потом вдруг страшно смутился и сказал:
— Сема, вы не думайте, что я так доволен, так как вы про меня написали. Нет, это действительно очень здорово!
На другой день Владимир Владимирович все пел одну строчку из кирсановского стихотворения: