Современный болгарский детектив. Выпуск 3
Шрифт:
— Если бы я была здорова, я бы тебе такую бурю учинила, чтобы ты на всю жизнь запомнил! — огрызнулась она и с трудом потянулась к шкафчику за сигаретами.
Я тут же поднес ей мои, но она резко оттолкнула мою руку и продолжала искать свои. Они лежали далеко, я попытался пододвинуть их ей, но она снова оттолкнула меня, поднялась и взяла пачку. Я понял, что и огня она от меня не примет.
— Догадываюсь, почему ты сердишься, но можешь быть абсолютно спокойна — все в полном порядке! Настолько в порядке, что ты даже представить
— Да, да, ты когда говоришь «добрый день», надо смотреть на солнце — где оно, может, уже закатилось! — Ярости ее не было границ. — В порядке! Мне, мне соврать!.. Как будто я какой-то недоносок, какая-то кретинка, которая…
— Не хотел тревожить тебя, пока все не уладится, — прервал я ее. — А откуда ты узнала?
— Если у меня нет друзей, которые должны были все рассказать, пришлось узнать от самого врага!
— От Цачева?! — не удержался и вскрикнул я.
— От его защитника.
— От этого… мм… Когда?
— Только что.
— И как он тебе это преподнес?
— Очень любезно, воспитанно… Из уважения ко мне и моему прошлому он готов уговорить своего подзащитного забрать иск из суда, если… Золото Робевой! Они очень скромные — просят всего половину…
Мария замолчала — то ли от усталости, то ли просто не хотела больше говорить об этом.
Но мне необходимо было все знать, и я подтолкнул ее:
— Ну, и дальше что?
— Ничего. Показала ему свою книжку — вот, говорю, мое золото, две сто. Примите от всего сердца, только тир мой не трогайте, а то головы полетят!
Она снова замолчала, и я опять вынужден был тормошить ее:
— Ну, а он что?
— Он? Ничего. Что правда, то правда, говорит, у некоторых действительно полетят головы, но никто не виноват, пусть пеняют на себя…
— Ну, а ты так и не сумела застрелить его? — попытался я пошутить. Мне очень хотелось подбодрить ее, ведь именно это нужно было ей после того, как этот плевок так напугал ее.
— Наверно, не сумела, раз лежу здесь и трясусь… — И Мария чуть улыбнулась уголком бледного рта.
— Так вот, перестань трястись и приготовься к важной встрече.
— Какой еще встрече? — машинально спросила она и взяла со стола чашку с водой.
Я подождал, пока она сделает несколько глотков — а то еще захлебнется, не дай Бог, — но скрывать больше не имело смысла, события надвигались.
— Встрече с единственным человеком, который может ответственно и авторитетно подтвердить, что было написано в предсмертном письме Марии…
Мне показалось, что глаза ее настолько расширились, что заполнили все лицо. Из горла донесся звук, похожий на треск расщепленной сухой доски:
— Георгий?
Я кивнул. Она отвернулась к стене, чтобы я не видел ее лица. И несмотря на то, что я считаю себя недурным психологом, я так и не мог понять ее состояния.
— Уходи… — сказала она тихо, и в голосе ее я не уловил ни единого из возможных чувств — ни счастья, ни отчаяния, ни презрения, ни испуга. Скорее всего, так говорили мученики, примиренные и с Богом, и с дьяволом.
Я рассказал ей все о нашей встрече с Георгием, о его болезни, о разговоре в гостинице и его уходе в ванную — она слушала не двигаясь. Я попытался объяснить ей, что привез его не только и даже не столько чтобы спасти ее, сколько для того, чтобы утишить его собственные душевные муки. Думаю, что мне это удалось. Особенно сильное впечатление на нее, видимо, произвела его болезнь.
— Я приду завтра… — так же тихо, все еще не оборачиваясь, промолвила она, глубоко вздохнула и продолжила: — А сейчас иди…
И махнула рукой. Я поглядел на ее плечи и спину — было совершенно ясно, что моя железная Мария тихо плачет, а этого она никогда не позволяла себе ни при мне, ни при ком другом.
— Мы ждем тебя завтра в первой половине дня, — сказал я как можно мягче, открыл дверь и вышел на улицу.
А дома — полная неожиданность! После того как Ценков успокоил свою адвокатскую совесть посещением Марии и предложением честно поделить золото, он решил то же проделать и со мной — и налетел, бедняга, на Георгия…
Войдя в комнату, я застал такую картину.
Георгий сидел на диване, а перед ним у стены в положении «смирно» вытянулся Ценков. Адвокатик попытался повернуть голову в мою сторону, но Георгий гаркнул на него так, что даже я вздрогнул.
— Я не скомандовал тебе «вольно»!!
Ценков снова вытянулся по струнке, а мне стало и смешно и неловко.
— Ладно, я командую «вольно», я здесь хозяин, — пошутил я (какое счастье, что я не застал начала «дипломатической» встречи).
— Ты не вмешивайся! Садись и молчи! — приказал и мне Георгий.
— Пусть и парень сядет. Мы же не в казарме…
— «Смирно» стоят не только в казарме, но и перед отцом! А этому помету я больше чем отец! Я его учил и кормил целых пять лет! Ему хорошо известно, как он поступил в университет и как окончил его, так что не только стоять смирно будет, но сделает все, что я прикажу! Не так ли, паршивец?!
— Так.
— Я имею право так вести себя с тобой? Отвечай!
— Да.
— Я что, поступаю незаконно?
— Нет.
— Будешь ты думать впредь?
— Да.
— Будешь связываться с такими скотами, как этот Цачев?
— Нет.
— Будешь ты думать сначала о людях, а потом уж о своей засранной адвокатской славе?
— Да.
— Хочешь вернуть государству затраченные на тебя деньги, да чтоб отец от стыда ноги протянул?
— Нет.
— А если нет, тогда впредь каждый раз перед тем, как соберешься кого-то защищать, вспомни наш разговор. Вольно!
— Садись, Ценков, — пригласил я бледного до синевы «героя», уже взявшего в руки свой «дипломат» и направившегося к двери.