Современный египетский рассказ
Шрифт:
— Бобов с маслом, дяденька!
Он посмотрел на меня, не двигаясь с места. Когда я снова повторил просьбу, он процедил сквозь зубы:
— Тарелку давай!
«Тарелку! Но где же она? — в ужасе думал я. — Может, я выронил ее, когда бежал? Или ее украл фокусник?»
— У тебя, малый, совсем котелок не варит.
Я поплелся назад искать тарелку. На том месте, где показывал свое представление фокусник, уже никого не было, но из соседнего переулка доносились ребячьи голоса. Фокусник, увидев меня, рявкнул:
— Плати деньги или катись отсюда!
— Моя тарелка! — с отчаянием завопил я.
— Какая еще тарелка, сын шайтана?
—
— Проваливай, не то напущу на тебя змей.
Ясное дело, это он украл тарелку… Но я ушел, испугавшись его, и в конце концов разревелся.
Когда прохожие спрашивали меня, почему я плачу, я отвечал: «Фокусник украл тарелку». Но тут я услышал громкий голос: «Эй, подходи, полюбуйся!» Я повернул голову и увидел неподалеку ящик с круглыми окошечками — волшебные картинки! Туда уже десятками сбегались дети. Один за другим они глядели в окошечки, а хозяин пояснял, что изображено на картинках: «Вот доблестный рыцарь и красавица принцесса, прекраснейшая из дев».
Слезы мои мгновенно высохли, и я в восторге устремился к ящику, совершенно забыв и про фокусника, и про тарелку. Я не мог устоять перед соблазном и, заплатив пиастр, прильнул к окошечку вместе с девчонкой, смотревшей во второе окошечко рядом со мной. Перед моим взором чередой проходили восхитительные картинки.
Когда же я вновь спустился с небес на землю, у меня уже не было ни пиастра, ни тарелки… Но я не жалел об утраченном, зачарованный картинками рыцарских поединков и рыцарской любви. Я забыл о голоде, забыл даже о неприятностях, которые ожидали меня дома. Отойдя в сторону, я прислонился к стене полуразрушенного дома, где некогда помещалось казначейство, а также резиденция судьи, и целиком отдался грезам. Мое воображение рисовало мне рыцарские подвиги, красавицу принцессу и свирепого дракона. В мечтах своих я испускал воинственные кличи, и рука моя ни разу не дрогнула в битве. Я разил врага воображаемым копьем и восклицал:
— Получай, дракон, удар прямо в сердце!
Вдруг подле меня раздался тоненький голосок:
— И подхватил он красавицу принцессу, и усадил ее в седло у себя за спиной!
Я повернулся и увидел ту самую девочку, которая вместе со мной смотрела волшебные картинки. На ней было перепачканное платьице и цветные сандалии. Одной рукой она перебирала длинную косу, а в другой у нее была горсть засахаренных горошин, которые она не спеша отправляла в рот. Мы посмотрели друг на друга, и она мне сразу понравилась.
— Давай посидим немного, — сказал я.
Она кивнула. Я взял ее за руку, мы прошли через дверь в полуразрушенной стене и сели на ступеньку лестницы, давно уже никуда не ведущей. Ступеньки взбегали вверх, к площадке, за которой голубело небо и высились купола минаретов. Мы молча сидели рядом, не зная, о чем разговаривать. Меня охватили странные, неведомые чувства. Я склонился к лицу девочки и вдыхал запах ее волос, смешавшийся с запахом земли и ароматом ее дыхания, сладостным от засахаренного горошка. Я поцеловал ее в губы, и во рту у меня тоже стало сладко. Я обнял ее обеими руками. Она молчала. Я снова поцеловал ее в щеку, в сомкнутые губы. Потом губы ее шевельнулись, обсасывая сладкий горошек. Наконец она решительно встала. Я с испугом схватил ее за руку и попросил:
— Посиди еще немного.
Но она равнодушно сказала:
— Нет, я пойду.
— Куда?
— К повитухе Умм Али.
И указала на дом, где в нижнем этаже была мастерская гладильщика.
— Зачем?
— Маме плохо. Велела мне бежать к Умм Али и сказать, чтоб она шла поскорее.
— Но потом ты вернешься?
Она кивнула и ушла.
Тут и я вспомнил о своей маме. Сердце мое сжалось. Я поднялся с ветхих ступенек и направился домой с громким плачем: это испытанный способ избавиться от наказания. Только я очень боялся, что мать разгадает мою хитрость. Но ее не оказалось дома. Я заглянул на кухню, в спальню — дом был пуст. Куда она ушла? Когда вернется? Мне стало не по себе… И тут меня осенила спасительная мысль. Я взял на кухне тарелку, вытряхнул из своей копилки пиастр и снова отправился к лавочнику. Он спал на скамье перед лавкой, прикрыв лицо рукой. Котел с бобами куда-то исчез, бутыли с маслом выстроились на полке, а мраморный прилавок был чисто вымыт.
Я позвал шепотом:
— Дяденька…
В ответ раздавался только храп. Я легонько тронул лавочника за плечо. Он беспокойно зашевелился и открыл глаза, покрасневшие от сна.
— Дяденька, — позвал я еще раз.
Он наконец проснулся, узнал меня и пробурчал недовольно:
— Ну чего еще?
— На пиастр бобов…
— Чего?!
— Вот пиастр, а вот и тарелка.
Тут он разорался:
— Ты что, малый, вконец спятил? Убирайся, покуда я не проломил тебе голову!
Но я не двигался с места. Тогда он толкнул меня, да так сильно, что я не устоял на ногах и упал навзничь. Я поднялся, с трудом сдерживая слезы, которые жгли мне глаза. В одной руке я все еще сжимал тарелку, в другой — пиастр. Я взглянул на торговца с ненавистью и повернулся было, чтобы уйти, как вдруг мне вспомнились картинки, изображавшие рыцарские подвиги. Мгновенно я исполнился решимости и изо всех сил запустил в лавочника тарелкой. Тарелка угодила ему прямо в голову. Я же бросился бежать без оглядки. Мне казалось, что я убил его, как рыцарь убил дракона…
Только у старой стены я остановился и, тяжело дыша, огляделся — погони не было. Что же мне делать дальше? Возвращаться домой без второй тарелки нельзя, за это меня неминуемо высекут, оставалось лишь бесцельно бродить по улицам. В кулаке у меня был зажат пиастр, он мог еще доставить мне радость. Я решил не думать о своей провинности. Но где же фокусник, где волшебные картинки? Напрасно я их искал повсюду. Их нигде не было.
Устав от бесплодных поисков, я вернулся к разрушенной лестнице, где у меня было назначено свидание, и сел там в ожидании приятной встречи. Мне хотелось еще раз поцеловать сладкие от засахаренного горошка губы девочки. В душе я признавался себе, что девочка пробудила во мне чудесные чувства, каких я никогда прежде не испытывал.
Пока я ждал, предаваясь мечтам, из глубины дома до меня донесся шепот. Осторожно поднявшись по ступенькам на верхнюю площадку, я прилег там и, оставаясь незамеченным, заглянул вниз. За высокой стеной виднелись руины — все, что уцелело от бывшего казначейства и резиденции верховного судьи. Под лестницей сидели мужчина и женщина, они-то и шептались меж собой. Мужчина был похож на бродягу, а женщина с виду напоминала цыганку-пастушку. Каким-то чутьем я догадался, что у них тоже «свидание», вроде того, какое назначено здесь у меня. Только они были гораздо искушеннее в подобных вещах и занимались таким делом, какое мне и не снилось. В удивлении я не мог оторвать от них взгляда. Я был охвачен любопытством и в то же время сконфужен.