Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века
Шрифт:
Читающая публика
Говоря о русской интеллигенции, мы имеем дело с единственным, неповторимым явлением истории. Неповторима не только «русская», но и вообще «интеллигенция». Как известно, это слово, то есть понятие, обозначаемое им, существует лишь в нашем языке.
Вряд ли кто-нибудь станет спорить с историком и мыслителем Г. П. Федотовым по этому поводу. Осталось лишь определиться с понятием, дав ему хотя бы приблизительную дефиницию. По утверждению энциклопедического словаря Граната, интеллигенция – «слово, пущенное в оборот в одном из романов [П. Д.] Боборыкина и, несмотря на свою грамматическую неуклюжесть и логическую расплывчатость, прочно укоренившееся в нашем словесном обиходе». Нередко под интеллигенцией подразумевается совокупность социальных групп, занятых интеллектуальным трудом. Эта точка зрения все чаще находит своих критиков. Действительно, формальный подход к этому вопросу скорее «сбивает
Общество XIX – начала XX века не отождествляло себя с народом [1] . Народ был привычным объектом рефлексии «общественности», которая полагала своим долгом говорить от имени «безмолвного большинства». Принадлежность к обществу и обусловливалась вовлеченностью в процесс осмысления общих проблем. Общественная мысль – необходимый атрибут общества (а следовательно, и интеллигенции), созидавшего смыслы и так или иначе транслировавшего их. Исходя из этого, наименьшее требование к представителю общественности – это принадлежность к читающей публике. По оценке И. С. Розенталя, в начале XX века ее численность составляла 1,5 миллиона человек. Но даже эта статистика не будет полной.
1
В то время понятия «общество» и «интеллигенция» являлись практически синонимами.
Можно ли считать всякого читающего представителем общественности? Зависит ли это от того, что он читает? Несомненный факт: публика прежде всего предпочитала периодические издания. Они составляли не менее трети печатной продукции, которую заказывали в библиотеках губернских городов России [2] .
Распределение библиотечных требований по категориям литературы
В частных библиотеках беллетристику заказывали 62 % читателей, научные издания – 1,6 %. Таким образом, общество преимущественно читало беллетристику и периодику (ради все той же беллетристики). Как и полвека назад, литераторы владели умами читающей публики. Научные книги были чрезвычайно мало востребованы. Тем не менее, если ограничиться лишь этим кругом литературы и выделить наиболее популярных авторов, этот список будет весьма примечателен. Первым в этом рейтинге стоял В. Г. Белинский. Он заметно опережал всех остальных (его книги за 1891–1892 годы заказывали более 175 раз). Белинскому уступали Н. И. Костомаров, Н. К. Михайловский, С. М. Соловьев (их работы заказывали более 100 раз). Более 50 раз заказывали книги Г. Вебера, Н. М. Карамзина, В. И. Семевского, Г. Спенсера, А. Шопенгауэра и других. Таким образом, книги по истории и философии пользовались сравнительной популярностью среди посетителей библиотек.
2
Российское общественное движение разворачивалось и за рубежом. Речь идет о сравнительно малочисленной, но активной и влиятельной российской эмиграции. В этой связи обычно вспоминается лондонский круг А. И. Герцена. Вместе с тем книги на русском публиковались в Париже, Берлине, Лейпциге и многих немецких городах. Характерно, что, по сведениям Третьего отделения, герценовские издания преимущественно циркулировали в Санкт-Петербурге и Москве. В Западном крае о них просто не знали.
Это общая картина. Среди отдельных категорий читателей ситуация разительно отличалась. Студенты читали прежде всего книги по медицине и ветеринарии (3278 требований), беллетристику (3277), по юридическим и политическим наукам (1905). Чиновники заказывали беллетристику (203), книги по юридическим наукам (77). Военные читали периодические издания (46), книги по истории (40), беллетристику (32), работы по медицине (31), по юридическим и социальным наукам (28). Лица свободных профессий – по медицине (398), беллетристику (263), по юридическим
Ее объединяла не общность текстов, а в первую очередь общность социальных практик. К концу XIX века новые формы политической кооперации приобрели иные масштабы. Само общество быстро менялось. Поразительно ускорялись потоки информации. Возникали новые формы общественной самодеятельности. За десять лет значительно увеличилось число лиц «интеллигентных профессий», количество периодических изданий, выпускаемых в России, почти удвоилось (в 1882 году – 554 периодических издания, в 1888-м – 637; далее рост становится куда более стремительным: в 1895-м – уже 841 издание, а в 1900-м – 1002). В 1889 году в России издавалось более 7 тысяч наименований книг, в 1913-м – более 30 тысяч. Столь же быстро росло число общественных организаций. Об этом свидетельствует количество отложившихся дел во втором делопроизводстве Департамента полиции об открытии новых обществ: за 1890 год насчитывается 182 дела, в 1891-м таких дел уже 218, в 1892-м – 260, в 1893-м – 318, в 1895-м – 374, в 1896-м – 475. И в дальнейшем имел место рост численности общественных объединений и союзов. Только за период с 1906 по 1909 год возникло около 4800 подобных организаций. Впрочем, масштабы этого явления станут понятнее, если иметь в виду, что, к примеру, в Австрии (Цислейтании) в 1900 году было 59 800 общественных ассоциаций, а в 1910-м – 103 700.
В России до 1890 года существовало 4 педагогических общества, в 1890–1895 годах возникло еще 19, в 1896–1899-м – 28, в 1899–1902 – 20. Следовательно, к 1902 году существовало 71 общество взаимопомощи учителей. Учителя собирались на съезды: например, зимой 1895–1896 годов имел место II всероссийский съезд деятелей по техническому образованию. В Нижнем Новгороде в 1896 году, как раз тогда, когда в этом городе проводилась Всероссийская торгово-промышленная выставка, проходили совещания учителей. В декабре 1902 – январе 1903 года состоялся Всероссийский съезд учителей.
В конце декабря 1903 года в Санкт-Петербурге открылся III съезд деятелей по техническому и профессиональному образованию. Периодически собирались съезды Всероссийского общества русских врачей имени Н. И. Пирогова. В начале XX века собралось семь съездов, на которые порой съезжались более 2 тысяч участников. Правительство препятствовало образованию объединений медицинского персонала. В 1898 году не было дано разрешение образовать Общество московских городских врачей. То же решение было принято в отношении Московского зубоврачебного общества. Формировались нелегальные объединения: например, в Москве в 1901 году фармацевтами были образованы Совет уполномоченных и Союз борьбы за 7-часовой труд.
Общественные формы самодеятельности – лишь часть сложной менявшейся картины. Так или иначе, расширялась сеть просветительских учреждений. С 1896 по 1910 год в России было открыто 57 тысяч начальных и 1,5 тысячи средних школ. В 1890 году было 12,5 тысяч студентов, в 1913-м – 127 тысяч. Менялось положение и в здравоохранении. В 1906 году в целом по России 1 врач приходился на 8600 человек (в городах – на 1540 человек). В 1913 году 1 врач уже приходился на 6900 человек (в городах – на 1400 человек). В России появлялось больше учителей и учащихся, профессоров и студентов, врачей и прочих медицинских сотрудников – всех тех, кто может быть отнесен к общественности.
Общественность – это не только социальные группы, «площадки» для высказываний, но и скорость передвижения людей и информации, а значит, городская инфраструктура. В 1903 году началось регулярное движение трамваев в Москве, в 1907-м – в Санкт-Петербурге. К 1904 году они ходили уже в 21 городе Европейской России. В 1910 году – в 39. В 1903 году Московская городская дума утвердила постановление «О порядке движения по Москве на автоматических экипажах». Речь шла об автомобилях, которые в начале XX века были еще диковинкой. К 1911 году в Санкт-Петербурге было уже 2 тысячи частных и 500 казенных автомобилей. Разрасталась телефонная сеть: в 1896 году она существовала в 56 городах, в 1900-м таких городов было 67, в 1910-м – 230.
Впрочем, вполне очевидно: данные показатели имеют лишь косвенное отношение к такому явлению, как «общество». Не всякий земский учитель или врач был составной его частью. Далеко не каждый читатель был его представителем. Для того чтобы понять характер феномена, следует обратиться к тем институтам, вокруг которых общество складывалось. В первую очередь это периодические издания. В России начала 1890-х годов было около 900 газет и журналов. Это существенно больше, нежели было раньше. И все же масштаб явления становится очевидным лишь в сравнении. Российские показатели в данном случае были в семь раз меньше, чем в Германии, в пять раз меньше, чем во Франции, в четыре раза меньше, чем в Англии. Пожалуй, как и всегда, более красноречивы не абсолютные, а относительные показатели. Так, в Швейцарии на один миллион населения приходилось 230 изданий, в Бельгии – 153, в Германии – 129, во Франции – 114, в Норвегии – 89, во Великобритании – 88, в Испании – 68, в Италии – 54, в Австрии – 43, в Греции – 36, в Сербии – 26, в России – 9.